Россия, которую мы теряем. О гибельном влиянии Запада

Их можно назвать четыре. Первое: есть иные люди – сеятели тяжеб – они загромождают суд и смущают народ. Второе: иные люди напрасно запутывают суд жалобами и спорами – это не пособники суда (amici curiae), но паразиты и льстецы судебные, они завлекают суд за пределы его, ради прихоти своей и выгоды. Третье: люди, служащие суду, можно сказать, не с правой руки, а с левой; они преисполнены кляузных крючков и злонамеренных подвохов, коими отводят суд от прямых и ровных путей правосудия в дальние тропинки и лабиринты. Четвертое: это приставники и расценщики судебных сборов; эти люди оправдывают обычное уподобление суда колючему кустарнику, куда стремится стадо овец спастись от непогоды, а там всегда оставит часть своей шерсти. С другой стороны клерк, опытный в практике, знающий все ее приемы, разумеющий весь ход судебного производства, служит превосходным пособником суду и может нередко самому судье указывать пути и способы.

* * *

Четвертое – отношение суда к государю и государству. Судьи должны превыше всего помнить заключительное правило Римских двенадцати таблиц: «Salus poluli suprema lex» (верховный закон – благо народное), должны знать, что всякие законы, если не согласуются с этим верховным законом, суть не что иное, как сеть льстивая и вещание неправого духа.

И потому благо делу государственному, когда монархи и власти государственные почасту совещаются с судьями, и взаимно, когда судьи почасту спрашиваются у государя и властей: одно дело, когда в законе есть нечто не соответственное с делом государства, и другое дело, когда в государственном деле есть нечто несоответственное с законом, ибо случается нередко, что когда суд в приговоре своем рассудил только «мое и твое» право (meum et tuum), основания приговора и его последствия оказываются предосудительны для интереса государственного.

Сюда относится не только достоинство и право государственной власти, но и все, что клонится к важному нарушению прав его или составляет опасный прецедент, или явно касается до целой массы населения. Весьма нерассудительно думать, будто закон – одно, а политика – совсем другое: и то и другое все равно, что дыхание и мышцы, совокупно движущие жизнь.

И так да не дерзнут судьи в чем-либо нарушить права государственной власти!..

Зло и ложь демократии

Здание демократии колеблется… ( Из статьи «Новая демократия» )

Что такое свобода, из-за которой так волнуются умы в наше время, столько совершается безумных дел, столько говорится безумных речей, и народ так бедствует?

Свобода в смысле демократическом есть право власти политической, или, иначе сказать, право участвовать в правлении государством. Это стремление всех и каждого к участию в правлении не находит себе до сих пор верного исхода и твердых границ, но постоянно расширяется. Расширяя свое основание, новейшая демократия ставит ближайшею себе целью всеобщую подачу голосов – вот роковое заблуждение, одно из самых поразительных в истории человечества!

Политическая власть, которой так страстно добивается демократия, раздробляется в этой форме на множество частиц, и достоянием каждого гражданина становится бесконечно малая доля этого права. Что он с нею сделает, куда употребит ее?

В результате несомненно оказывается, что в достижении этой цели демократия оболживила свою священную формулу свободы, нераздельно соединенной с равенством. Оказывается, что с этим, по-видимому, уравновешенным распределением свободы между всеми и каждым соединяется полнейшее нарушение равенства, или сущее неравенство. Каждый голос, представляя собою ничтожный фрагмент силы, сам по себе ничего не значит: относительное значение может иметь только некоторое число, или группа голосов. Происходит явление, подобное тому, что бывает в собрании безымянных или акционерных обществ. Единицы сами по себе бессильны; но тот, кто сумеет прибрать к себе самое большое количество этих фрагментов силы, становится господином силы, следовательно, господином правления и решителем воли.

В чем же, спрашивается, действительное преимущество демократии перед другими формами правления? Повсюду, кто оказывается сильнее, тот и становится господином правления: в одном случае – счастливый и решительный генерал, в другом – монарх или администратор с умением, ловкостью, с ясным планом действия, с непреклонной волей. При демократическом образе правления правителями становятся ловкие подбиратели голосов, со своими сторонниками, механики, искусно орудующие закулисными пружинами, которые приводят в движение кукол на арене демократических выборов. Люди этого рода выступают с громкими речами о равенстве, но в сущности любой деспот или военный диктатор в таком же, как и они, отношении господства к гражданам, составляющим народ.