Требования солдат также не выходили за рамки существующих порядков. Они сводились к защите элементарных условий жизни. Протесты их связаны с хищением солдатских провиантских сумм, с чинимыми ненавистными командирами жестокостями и непосильными учениями. Особенно сильное недовольство вызвано было военными поселениями, где вся жизнь подчинялась военному режиму, регламентация жизни была доведена до крайней степени (полевые работы проводились по команде капрала, браки устраивались по воле начальства и т. д.).
Сказывалась парадоксальная ситуация, когда диалог власти и крестьянства превращался в свою противоположность, в конфликт, порождающий у той и другой стороны дискомфортное состояние, представление о нарастающем хаосе. Буквально все постановления правительства толковались в народе совершенно превратным образом. Например, запрет Петра III (1761—1762) на покупку заводчиками крестьян вызвал среди последних волнения, так как они решили, что их освободили от работы на заводах. Слухи о «вольности» возникали, например, в результате лишения церкви права владения крестьянами, в результате освобождения дворян от обязательной службы, в результате собрания комиссии Екатерины II. Крестьяне упорно рассматривали нежелательные указы как подложные и ожидали «истинного» указа. Смена царя сопровождалась новыми ожиданиями. Указ Павла I, требовавший присяги от крестьян, стал истолковываться следующим образом: присягать велено «для того, чтобы крестьянам не быть за помещиками». Распространился слух, что царь дал волю, но господа ее скрыли. Это тоже вызвало волнения. Такое же воздействие оказал указ 1796 года о дозволении крестьянам подавать жалобы на высочайшее имя. Инверсионное сознание не воспринимало промежуточных половинчатых решений. Указ 1803 года о свободных хлебопашцах был воспринят как право самих крестьян возбуждать дело о выкупе на свободу, в результате чего опять-таки имели место волнения. В этой ситуации любое изменение могло быть опасным, что порождало консерватизм власти, парализовало либеральные стремления к переменам. Страх перед иррациональным поведением народа, перед бунтом, перед новой пугачевщиной постепенно стал постоянным состоянием правящей элиты. Г. Федотов писал: «С последних дней Екатерины монархия находилась в состоянии хронического испуга». Правящая элита постоянно слышала угрожающий шепот, который не поддавался контролю и мог стать предпосылкой взрыва.
Декабристы