Весть о разоружении ослепила армию.
В хатах
по дорогам
у костров
замитинговали.
Партия, к которой пристал Максим, при выходе из села, наткнулась на заставу.
– Товарищи, сдавай оружие!
– Разевай пасть шире… Мы вырвались из зубов самой смерти, а вы тут так-то нас встречаете?
Комиссар заставы показал приказ:
– Читали?
Закачались, зашумели:
– Мы измучены и истерзаны…
– Ты нам не давал оружия, ты его и не получишь.
– Прочь с дороги!
Комиссар поднял руку:
– Товарищи, успокойтесь. Вы солдаты революции и должны сознавать, что приказам советской власти надо подчиняться. Здоровые, разойдись по квартирам. Больным тоже не советую идти, в дороге померзнете и пропадете. Из Астрахани высланы подводы, и за самый короткий срок все больные будут подобраны, переброшены в город и размещены по лазаретам.
– Ты нас не жалей!.. Мы сами себя пожалеем!.. Дай дорогу, не то отведаешь костыля!
– Не грози, приятель. Я такой же, как и ты.
Вперед выступил седой старик. Одет он был в рогожный куль, подпоясан ружейным погоном. Его рыжая шапка-кубанка по нижнему краю была сера от вшей, вши путались в косматых бровях, ползали по искусанному до рябин лицу, рукою он обирал вшей с лица и мигал воспаленными глазами.
– Боитесь, как бы мы не напустили вам в город заразу?.. А мы – не люди? Нас тифозная вошь не иссосала?.. Ты сыт, а я голоден и изломан, – взвизгнул он. – На тебе новая шинель, а на мне кулек, на котором дыр больше, чем мочалы…
Комиссар сбросил с себя шинель:
– Надевай!
– Зачем мне твоя шкура? – затрясся старик. – Ты мне полсотни овец отдай, восемь пар волов отдай, коней отдай, дочку отдай, которую замучили кадетские офицеры. Двух сынов отдай, руку отдай! – И он взмахнул из-под кулька пустым рукавом.
– Товарищи, довольно шуметь! – возвысил комиссар голос. – Приказ… Оружие…
– Оружие?.. Получай от меня от первого, – сурово сказал старик, и не успел никто и ахнуть, как он выдернул из-за пояса бомбу и бросил ее комиссару под ноги.
Взлетел сноп огня. Комиссар остался лежать на месте, застава разбежалась.