– Кубанцы… Трудно нам будет мириться с новыми порядками, а мириться надо… Дадут приказ идти сто верст босиком по битому стеклу, и ни один из нас не должен отказаться… Немало в наши ряды затесалось гадов, которым не революция дорога, а своя шкура и свой карман… Немало прохвостов и среди наших начальников и комиссаров, но и они не спрячутся за мандат, пуля найдет… Если в штабах и засели таковые, то кулаком их оттуда не выбьешь и горлом не возьмешь – тут треба ум, да умец, да третий разумец… Потом разберемся, кто в чем прав и кто в чем виноват, а сейчас у нас одна советская семья и один враг – тот, кто ходит в золотых погонах…
Ночью же, после митинга, Муртазалиев увел за собой на Яндыки два полка и несколько мелких отрядов. Много пристало к нему и отбившихся от своих частей одиночных бойцов.
А на рассвете, когда степь клубилась морозным туманом, из Промысловки выступила и бригада Черноярова. Шли весело – с песнями и гармошками. Перед эскадронами, гикая, плясуны плясали шамиля и наурскую. В тачанке, обложенный подушками, сидел хмурый Чернояров – сердце чуяло беду.
Перед Яндыками бригада наткнулась на цепь – полукольцом опоясав село, лежали дербентцы, Интернациональный батальон и Коммунистический отряд особого назначения.
Окрик:
– Кто идет?
Из густого тумана
выступали
конные массы…
– Свои.
– Стой. Стрелять будем!
Бригада остановилась и выслала на переговоры делегатов. С гранатами в руках они подошли вплотную к мелким, наспех вырытым окопам.
– Сдавай оружие, суки! – сорвавшимся голосом крикнул из окопа парнишка, и в наступившей вдруг волнующей тишине щелкнул взведенный курок его нагана.
– Ты, грач, сопли подбери! – метнул на него глазом эскадронный Юхим Закора и обратился ко всем: – Здорово, ребята… С кем это вы воевать собрались и чего тута стоите?
– Нас выставили на разоружение банды Черноярова… Он, стерва, продался кадетам и хочет проглотить молодую советскую власть.
– Какой негодяй натравливает вас на нашу бригаду?.. Какая мы банда?.. Целый год дрались с Корниловым и Деникиным…
– А за что зарубили нашего командира Белецкого? Мы вам за него глотки всем порвем… Почему не подчиняетесь приказам?.. За кого вы, за красных или за кадетов? – зашумел опять парнишка.
– Ты, шпанец, еще молод и зелен… Были бы мы за кадетов, давно бы ушли к кадетам, а то плутаем тут по пескам и кормим своим мясом вшей… Кто вами командует?
– Северов.
– Так это ж царский полковник. Для него народная кровь заместо лимонаду. Эх, вы, адиёты… Нет ли у кого закурить?
– Кури, – протянул астраханец пачку папирос.
– Папироски сосете, а мы забыли, как они и пахнут… Ну, ладно, вы, видать, ребята подходящие… Чернояровцы на своих руку не подымут… Пропускайте нас, пойдем до батьки Ленина, пусть узнает правду неумытую. На Кубани нас продали и пропили. Эх, братва, сколько там сложено голов, сколько пролито крови…
Позади окопов бегал политком и надсадно кричал:
– Прекратить переговоры!.. Открыть огонь! Огонь!
Но его никто не слушал.
По фронту началось братание, и кое-где бойцы уже менялись шапками и оружием.
Политком кинулся в Коммунистический отряд:
– Огонь!.. Стреляй!
Сам припал за пулемет и
та-та-та-та-та-та-та-та-та-та…
Бригада заколыхалась.
По флангу раскатилась зычная команда:
– Эскадро-о-о-он, от-де-ленья-ми, по-вод ле-во, строй лаву!..
К Черноярову подскакал Шалим:
– Прикажи развернуть знамя и – в атаку!
– Не сметь!
Начал стрелять Коммунистический отряд. За ним сначала робко, а потом все смелее и смелее увязались дербентцы, и скоро вся линия заблистала огнями выстрелов. Невидимая в тумане, загремела батарея, ухнул бомбомет.
Шалим рвал коню губы и, свешиваясь с седла, кричал:
– Ванушка… Атака… Пусти нас на адын удар! Мы расправимся с ними, как повар с картошком!
– Не сметь…
Чернояров приподнялся и оглядел бригаду, потом крикнул не спускавшим с него глаз горнистам:
– Играй отбой!
Бригада без единого выстрела, теряя убитых и раненых, отхлынула обратно на Промысловку.