Россия, лихие годы: рейдерский захват

Я пробегал строчки глазами, отмечая единый стиль исполнения, информированность об адресате, образованность и литературное дарование автора. "Скоро ты умрешь", "Завещание пиши, недолго осталось", "Не почувствуешь, не заметишь ее, костлявую, – чисто сделаем", "Много пьешь, – это правильно, умрешь легче", "Украл ты много. Не мучает? Скоро, скоро", "На счетчике ты уже, тик-так, тик-так", "Всех обокрал, никого не оставил? Ты эти акции с собой в могилу или в печь крематория?", "Ай-ай, а протокол-то того", "Сей год не переживешь", "Письмеца больше не жди, тик-так, тик-так", "Оплатили мы твой заказ, недорого киллер взял за тебя, скоро-скоро", "А это уже самое последнее".

– Показывали кому-нибудь, кроме следователя?

– Нет.

– Покажите конверт.

Адрес на конверте был отпечатан на принтере, строчки смещены. Московские почтовые штемпели. Настораживающее: "Генеральному директору. Лично в руки".

– Полгода нервы мочалят. Говорю, привык к этому, каждое утро письмецо или весточку жду. Или пули.

– Прессуют вас, Иван Петрович. Что хотят?

– Да что они все от нас хотят! Деньги хотят! Деньги, деньги, будь они прокляты!

– Только хотят каждый раз по-новому. Расскажите, – без этого я не возьмусь.

– Завод им мой нужен! Весь завод. Рейдерам этим … – и он грязно выматерился.

– Вы что, их уже знаете?

– Знаю – не знаю, а вижу, как наезжают. Уже полгода…

– Письмеца – их? Не приходило в голову?

– Не дурак, слава богу.

– Полиции о наезде рейдера сообщили?

– Нет, не говорил о наезде, не соображают они в этом, – потому что законов нет толковых! А те отопрутся, не докажешь ничего, и только хуже будет!

Я оторвался от бумаг и посмотрел на него: богатый, усталый и несчастный. Я много таких повидал, и всегда они похожи были друг на друга в такие минуты. Лучи позднего солнца падали на стол, на распахнутый сейф, и в нем, в сумерках верхней полки, ослепительной точкой блестел никелированный металл.

– Не носите с собой? – я кивнул на блестящий металл в сейфе.

– А что толку! Только пиджак промаслишь. С перепугу купил, оформил разрешение. Потаскал с собой в кармане неделю. Как дурак.

– Красиво блестит. Барабанный?

– Смит-Вессон, на шесть трупов. – Он обернулся, вынул из сейфа блестку и протянул мне.

Игрушка, с коротким бульдожьим стволом легла в мою ладонь, как будто родилась для нее, ладно и туго. Это была классика детективных романов, калибр .38 Special, никелированный. С сожалением я вернул эту прелесть хозяину.

– А у вас? Есть что-нибудь?

– Предпочитаю холодное, – я не стал ему говорить, что у меня на службе тоже кое-что есть, а я – полицейский, – замкнется ведь, робеют перед нами. – Так вы знаете, кто вам угрожает?

– Ну, не сам он, конечно… а может и сам. Да ничего не поделать! Такой нам тут капитализм устроили! Ни законов, ни полиции, никому верить нельзя, все продажны, сам отстреливайся, если сумеешь…

– Вы и здороваетесь с ним при встрече?

– Бывает… Что же, мне пристрелить его из этого револьвера?

– Хорошо это, если здороваетесь.

– Лучше некуда. Для кого хорошо?

– Для внучки вашей хорошо, жива, значит. Не маньяк ее задушил. А, быть может, в гостях у хорошего знакомого.

– Дерьмо, а не знакомый! Ладно, хорош меня травить. Мне наплевать уже на все, знакомый – не знакомый, завод – не завод… Плевать на деньги, внучку отдай!

– Имя знакомого назовете?

– Я и полиции не говорил… Никаких доказательств, домыслы одни мои. Кто его знает, что он еще выкинет. Что вы хотите делать?

– Это мои дела. Ищем внучку или нет?

– Ищем, ищем… Записывайте. Фирма есть такая, "МегаФинанс", финансовая компания. Скупила за полгода у наших рабочих акции. Но только вы, как у врачей, – не навредите.

– Раз уж медицинским языком, – я не терапевт, а хирург, и вы ко мне за операцией обратились. А это больно. Вам решать.

– Осторожнее вы с ним, осторожнее!

– Я видал объявление в проходной: собрание скоро, то да се. Продаете завод?

– А что прикажете делать!

– Значит, кранты, – дожал он вас? Молодец.

– Стар я стал для вашего дикого капитализма. Покоя хочу. Пропадай все пропадом. Он акций у наших работяг столько скупил, что все права теперь имеет.

– Дело хозяйское. Телефоны мне свои запишите. И следователя, который дело ведет.

– Шаров, имя-отчество не помню. Все дела у него – и с письмами этими, и с Таней. Расследует потихоньку… Не торопится. Только он вам не поможет.

– Не жду.

– Слушайте, может и не надо, на самотек пустим? Ведь в залог ее взяли, ясно это. Если на следующей неделе мы все с ним подпишем и оформим… то отпустит, – на что она ему?

– А если не отпустит? Чтобы не рассказывала, кто и где держал.

Он обходил вокруг стола чтобы прощаться со мной и по пути толкнул ладонью узкую дверь, – туда ему хотелось больше всего, – в комнату отдыха, с душем и холодным пивом. Такие удобства строились при директорских кабинетах не только на заводах с горячими цехами, но и на пыльных цементных, железобетонных, – это было особым советским шиком.