Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 3

Главной задачей ельцинского преемника в этом комплексе проблем было не допустить социального взрыва, выпустить социальный пар, выдвинуть на первый план свою роль в качестве не олигархического модератора-менеджера, которая была предписана ему верхним сегментом «олигархии», а общенационального лидера. Для этого ему, помимо прочего, нужно было и поведенчески и, желательно, внешне быть антиподом Ельцина, т. е. молодым, подтянутым, трезвым, решительным, независимым как от «олигархов», так и от Запада, готовым встать на сторону сирых и убогих против богатых и сильных, социально-ориентированным борцом с ельцинским наследием, если не «потрошителем», то «укротителем олигархов» и т. п. Путин внешне, особенно его риторика, весьма соответствовал «императиву антипода».

Таким образом, преемник Ельцина должен был решить комплекс задач, связанных между собой по матрёшечному принципу, — решить их, естественно, прежде всего в интересах слоя и кланов, выдвинувших и поддержавших его, — иначе в истории не бывает, в то же время предприняв некоторые шаги — реальные и риторические, как-то отвечающие каким-то интересам и представлениям основной массы населения. (Как говорил в таких случаях и о таких ситуациях герой романа «Вся королевская рать» Вилли Старк, «дайте мне топор» — у нас эквивалентом стала фраза «замочить в сортире», которая произвела большое впечатление на публику.)

Кроме трёх названных выше системных задач были ещё две — сохранение целостности России и выстраивание отношений с внешним миром — как ближним (СНГ), так и дальним, прежде всего с США в условиях их нарастающего противостояния с Китаем.

Сохранение территориальной («горизонталь») и властной («вертикаль») целостности страны во многом (хотя и не во всём) связано с проблемой единства, консолидированности господствующих групп — раскол последних в самом конце 1990-х годов не случайно совпал с тем, что РФ оказалась на грани распада.

Отношения с внешним миром, особенно с Западом и его лидером США, тоже были серьёзной проблемой, имевшей различные проекции и измерения, включая степень зависимости правящей верхушки РФ от «вашингтонского обкома партии», ситуацию в СНГ и в самой РФ (на предмет сохранения целостности в условиях давления извне и деятельности агентов влияния внешних сил внутри страны).

II

В решении первой задачи из пяти названных выше Путин преуспел: он стал символом победы ельцинского клана (при всех непростых отношениях с этим кланом) над «московскими»; обеспечил преемственность власти — до такой степени, что какое-то время «семейные» в той или иной степени (веха — уход Волошина) продолжали рулить. О физических, экономических и тем более юридических (Указ № 1) гарантиях клану и его главе я уже и не говорю. Разумеется, со временем, создав нечто вроде собственной базы и играя на противоречиях кланов, Путин существенно ослабил хватку «Семьи» на своём горле, однако в данном случае мы говорим о выполнении в 2000 г. задачи, поставленной в 1999 г.

III

Налицо, по крайней мере внешне, и позитивный результат в сохранении целостности страны. Мы отползли от пропасти распада. Чечня замирена, там сидит вроде бы лояльный наместник. Республики с сепаратистским душком — Татарстан, Башкортостан — вроде бы не своевольничают. Региональным баронам указали их место, а губернаторов теперь вообще назначают. Всё хорошо? «Живи да работай — хорошая жизнь!». Да что-то не хорошо: «Будто то ли что-то гремит, то ли что-то стучит», навевая сомнения. Сомнения эти связаны с ценой вопроса — с тем, как и какой ценой достигнуто то, что выглядит как замирение немирных сепаратистов и успокоение сепаратистов мирных.

Чечня, по сути, получила такую автономию, о которой Дудаев и Масхадов и мечтать не могли; о финансовых вливаниях, порой похожих на дань, я уже не говорю, равно как и об усилении позиций ведущих чеченских кланов за пределами республики, на Кавказе в целом (с прицелом на российские масштабы). На самом Кавказе очень и очень неспокойно. Поддерживаемые Москвой коррумпированные элиты не контролируют ситуацию, в которой экономические, социальные, политические, национальные и религиозные проблемы сплетаются в один тугой узел, развязать который уже, пожалуй, невозможно, а разрыв чреват взрывом и кровью и окончательным превращением региона в «серую зону».

Республики с сепаратистским закидоном внешне приглушили его, поскольку получили «корзину печенья да бочку варенья» в виде почти безбрежной автономии (свои символы государственной власти, практически узаконенная этнократия, местный контроль над финансовыми потоками в пределах республики и многое другое). Пока что это гарантирует лояльность местных верхушек, а вместе с ней — де-факто целостность страны. Но насколько прочны такие гарантии? История поздних эпох крупных политий — от Римской и Британской империй до Российской империи и СССР — показывает, что не очень.