Россия молодая (Книга 1)

- Ужо отогреется и без печки, - ворчливо ответил старый дворецкий Апраксина. - То не наша забота, Федор Матвеевич. Давеча заглянул я в ихнюю горницу - Сильвестр Петрович боярыне своей косу заплетает. В старопрежние времена того не бывало...

Апраксин сидел в кресле у печки, вытянув ноги к огню, с нахмуренным лицом. За спиною покашляли - он обернулся: полковник Снивин, узнав от караульных на рогатке о приезде господина воеводы, пришел к нему выразить свое почтение и осведомиться о драгоценнейшем здоровье. Воевода насчет здоровья ответил коротко и сухо и велел докладывать, что и как в городе. Полковник с поклоном рассказал разные пустяки. Апраксин слушал, недовольно поджав губы, неподвижно глядя на огонь.

- Более ничего не было?

Полковник еще поклонился, рассказал о том, что господин высокознатного роду офицер Джеймс заарестован господином стольником Иевлевым вместе с иноземным подданным Швибером. Оба томятся и ждут милостивейшего разрешения высокочтимого воеводы.

- За что заарестованы? - осведомился Апраксин.

Снивин рассказал. Апраксин, попрежнему глядя на огонь, ответил:

- По татю и клещи, по вору и кнут!

Полковник выпрямился, сложил руки на эфесе шпаги, произнес значительным голосом:

- Майор Джеймс есть офицер, и его честь не позволяет мне...

У Апраксина от бешенства округлились глаза, он поднялся, приказал Снивину более никогда не в свои дела не соваться. К ужину полковника не пригласили, хоть он видел, что слуги собирают на стол. Снивин ушел зеленый от обиды...

Кушанья раскладывала Маша. Федор Матвеевич объявил, что теперь в воеводском доме быть ей полновластной хозяйкой. За столом сразу же заговорили о делах, о строении кораблей, о том, что делается на Москве. Насчет Джеймса и Швибера Апраксин спросил мимоходом и сказал, что подержит негодяев под ключом до той поры, покуда не завоют волками...

- Теперь послушай о походе Кожуховском, - говорил Федор Матвеевич. - О сем походе Москва долго помнить будет. Маша твоя, и та о нем наслышана, а уж поход - дело не женское.

- Мы с дядюшкой в ту пору в Коломенском гостили, на Москве-реке, сказала Маша. - К нам раненые шли да увечные. Полон двор народу был... И преображенцы были, и семеновцы, и бутырцы...

Апраксин стал рассказывать, как войска Ромодановского переправлялись через Москву-реку на лодках, покрытых досками и бревнами. На этих судах были прорублены пушечные порты, из которых палили орудия. В деле участвовали гусары, палашники, рейтарские роты и много полков, а кроме того очень ссорились командующие - Бутурлин с Ромодановским. Иван Иванович даже выстрелил в Федора Юрьевича. Стрельцам во многих боях примерно досталось, и потешные их всегда побивали. Бомбардир Преображенского полка - царь взял в плен стрелецкого полковника Сергеева, за что генералиссимус его особо благодарил. Петр Алексеевич сам построил зажигательную телегу с копьем, телегу подожгли, раскатили, и копье впилось в вал противника. Плетень загорелся, земля осыпалась, войско пошло на штурм.

- Не взять мне в толк, - перебил Иевлев. - Что оно такое было? Потешное сражение?

- Маневры! - ответил Апраксин. - И жаль, друг мой добрый, что нас там не случилось. Много важного и нужного военные люди с тех маневров для себя узнали и накрепко запомнили: и подкопы, и взрывы минами крепостной стены, и штурм с лестницами. Много было гранат, и бомб, того более - горшков, начиненных порохом. Засыпали перед неприятелем, под огнем рвы; под огнем редуты строили, аппроши, - науки все зело полезные...

- Полезнее, нежели на Переяславле?

- Сравнивать не для чего! - ответил Апраксин. - Можно ли сравнить плавания наши по тамошнему озеру с выходом в Студеное море? На Переяславле потеха была, здесь - маневры...

Маша задремала в тепле, головка ее свесилась, дыханья не было слышно. Апраксин с Иевлевым переглянулись, Федор Матвеевич сказал шепотом:

- Снеси ее, душечку, наверх да выйди еще на два слова...

Маша открыла сонные глаза, улыбнулась, сказала с испугом:

- Заснула я... Вот срам-то...

И покачиваясь, словно пьяная, ушла в горницу, наверх. Апраксин запер двери на ключ, не садясь, сказал Иевлеву:

- Быть войне, Сильвестр. Хватит россиянам платить дань крымскому хану. Много лет говорили, да что в говорении? Нынче с постельного крыльца дьяк Виниус объявил стольникам, жильцам, стряпчим, дворянам московским и иным, дабы они, согнав рать, собирались в Севске или Белгороде к Шереметеву для большого промысла...

- Промышлять Крым? - с бьющимся сердцем спросил Иевлев.

- Оно не всё. Петр Алексеевич пойдет на Азов. Там корабли понадобятся.

Иевлев сел, налил себе квасу, но пить забыл. Федор Матвеевич, дымя трубкой, упершись в стол рукой, говорил твердым голосом:

- Корабельных мастеров-искусников надобно вести к Москве. Там большие работы нынче же начнутся. Плотников корабельных, конопатчиков, кузнецов здешних, морского дела старателей большим числом гнать на Москву. Как тут будем далее строить - не ведаю, но чем больше дадим туда людей суда строить - тем делу лучше...

- Когда же поспеют?