Россия молодая (Книга 1)

Еще пишу тебе, что на верфи Соломбальской дела идут утешительно, хотя людишки там, как и раньше, хуже скотов содержатся. В кои разы мы с тобой об сем предмете имели беседы, ох, Федор Матвеевич, как уберечь нам работных людей от лютости, от воровства и бесчинства начальных господ? Баженин на Вавчуге от великих прибытков своих вовсе ума лишился, здесь он великая персона и с ним ни об чем спорить нельзя. Еще полотняный завод построил, сам пушки льет для кораблей и озорничает над людьми крепко.

Однако расписался я слишком. Поклонись от меня всей нашей честной кумпании, помяните меня, недостойного, когда будете с Бахусом играть да с "Ивашкой Хмельницким" биться на смерть..."

Сильвестр Петрович запечатал письмо, поднял на Егоршу усталые глаза, спросил, здесь ли Семисадов. Егорша ответил, что здесь, давно дожидается.

- Зови!

Боцман вошел, поздоровался, сел на лавку.

- Что волком глядишь? - спросил Иевлев.

- Не курицей родился! - загадочно ответил Семисадов.

Сильвестр Петрович помолчал, подвинул табак боцману.

- Определил я тебя в дело! - сказал он погодя. - Довольно тебе баклуши бить...

- В какое в дело? - спросил Семисадов.

- На постройке в крепости - десятским.

- Это чтобы на людей вроде цепного пса?

- Да ты погоди! - усмехнулся Иевлев. - Погоди ругаться. Выслушай...

- А чего мне слушать? Нагнали народишка почитай со всего Беломорья, бабы воют, мужики ругаются, стон стоит, а вы - десятским...

- Да строить-то цитадель надо?

- Ну, надо!

- Как же ее строить?

Семисадов молчал, пыхтел трубкой.

- Не знаешь чего ответить? Голова! Не пойдешь десятским?

- Не сдюжаю, Сильвестр Петрович! Народа больно жалко!..

- Жалеть - дело простое...

- Слушать меня не станут...

- Десятским не пойдешь, в помощники к себе возьму...

Боцман покосился на Иевлева, но промолчал.

- Брандеры будем строить, суда зажигательные, вот по этой части. Пойдешь?

Семисадов ответил не сразу:

- Брандеры строить могу.

- То-то.

- Завтрева выходить к месту?

- Завтрева и выходи.

После Семисадова Иевлев говорил с донскими корабельными мастерами, спрашивал, как у них повелось засыпать устья, какие на Дону для сего дела хитрости и придумки. Кочнев и Иван Кононович вмешались в беседу. С цитадели приехал быстрый в движениях, жилистый, с насмешливыми глазами инженер бременец Егор Резен. Иевлев стал ему переводить то, что говорили донцы: Резен настойчиво учил русский язык, но не все еще понимал. Казаки говорили степенно, было видно, что дело они знают хорошо. Один черный, глазастый, со смоляными тонкими усиками, пожаловался:

- Вы прикажите, господин капитан-командор, дать лесу нам, мы по-своему корабль построим. Не верят нам на верфи. А приехали мы сюда не для того, чтобы на печке спать, велено нам от Апраксина на нашей верфи судно построить. Вот Иван Кононович, наиуважаемый мастер, говорит: надо испытать донское судно. А иноземец смеется, пес, бесчестит нас...

Разгорячась, выругался.

В горнице заговорили все сразу: Резен заспрашивал, что за донской корабль, казаки стали хвалиться своим судном перед беломорским кочем, Иван Кононович замахал на них руками, - где вам до нас, мы льдами хаживаем, разве вам угнаться...

Попозже, ближе к рано наступающей северной ночи, Сильвестр Петрович с Егоршей двуконь поехали смотреть караулы - как бережется стрелецкий голова от шведа. Зима перевалила к весне, мороз не так жегся, как в январе, но все-таки было еще холодно. Желтые звезды тихо мерцали в далеком черном небе, во дворах иноземцев лениво брехали меделянские псы, похрустывал снег под копытами низеньких северных коней. Караулы бодрствовали исправно, окликали издали:

- А ну, стой! Чьи вы люди?

На таможенном дворе, под мерцающим звездным небом, несмотря на позднее время, капрал Крыков делал учения по-новому, как велел Сильвестр Петрович: вместо старых команд о пятнадцати темпах - всего три. Во дворе, на сухом веселом морозном воздухе, четко, ясно, громко гремел голос Афанасия Петровича:

- Орлы, слушай мою команду! Ранее было: подыми мушкет ко рту, сдуй с полки, возьми заряд, опусти мушкет книзу, сыпь порох на полку, закрой, стряхни, клади пулю, клади пыж, вынь забойник, добей пульку и пыж до пороху. Теперь будет одно слово: за-аряжай! - И погодя: - Прикладывайся! Пли!

Егорша сказал шепотом:

- Чисто делают, Сильвестр Петрович, даром что таможенное войско. И с разумом...

Таможенники учились стрелять плутонгами: один ряд бил огнем стоя, другой перед ним с колена заряжал. Стреляли нидерфалами - падали, поднимались, опять падали.

Крыков, заметив всадников, подошел, сконфузился:

- Чего днем не поспели, ночью доделываем, господин капитан-командор. Не управиться за день с учениями. По-иному стрельба нынче, по-иному строй. Ребята мои сами желают, - про шведа наслышаны...

- Дай бог нам поболее таких офицеров! - тихо ответил Иевлев. - Дай бог, Афанасий Петрович...

Крыков совсем смешался, стоял, глядя в сторону.

Иевлев и Егорша уехали, процокали копыта за частоколом. Крыков, возвращаясь к своему войску, думал: "Разобьем шведа, сгодится мое учение и на иное. Может, и верно - сыщем сами свою правду..."