В холодные ветреные дни ранней северной весны, под мокрым снегом, под дождем, на санях по набухшему двинскому льду, верхом, пешком, всегда со складным аршином в кармане, быстрый в движениях, потерявший голос на сырости и в холоде, появлялся Иевлев то на шанцах в устье Двины, то на Новодвинской цитадели, то в Семиградной избе, где вороватый и хитрый дьяк Гусев управлял строительными припасами и казной, отпущенной для крепости. Сюда, в огромный двор, огороженный частоколом, сваливали бревна, доски, камень, кирпич, известь; сюда сгоняли людей, здесь чадно дымили костры, на которых варилось жидкое хлебово для трудников, отсюда писались бумаги на Москву, сюда к Сильвестру Петровичу приходили со слезными челобитными, здесь принимал он стрелецкого голову, поручика Мехоношина, капрала Крыкова, морщась, вслушивался в их слова, соглашался или отменял их приказания.
От вечного недосыпания глаза у Иевлева стали красными, от снега, дождей, ветров лицо побурело. Однажды, провалившись под лед на Двине, он несколько часов не мог переодеться в сухое. Вскоре его стала крутить лихорадка. Он перемогался, страшась занемочь надолго; бабинька Евдоха лечила его своим вещетиньем, медвежьей мазью, горячей баней - не помогало. Воевода прислал иноземца лекаря, Сильвестр Петрович иноземные декохты вылил - лекарь ему не внушал доверия. Лихорадка миновала сама собой, но невыносимо стали болеть локти, колени, плечи. По ночам от боли сами собою из глаз выжимались слезы. Егорша растирал капитан-командора водкой с перцем, ставил припарки. К утру становилось легче, только ноги сделались не слишком послушными. Сильвестр Петрович велел Егорше вырезать трость, стал ходить, опираясь на палку. Думный дворянин Ларионов непререкаемо сообщил воеводе:
- Недолго, вовсе недолго протянет сей анафема. Как лето сделается почернеет, и отпоем...
Воевода вздохнул:
- Приберет господь, тогда и возрадуемся. Ныне - рано.
Дьяк Гусев, увидев Иевлева тяжело опирающимся на палку, шепнул о том палачествующим на съезжей Абросимову да Молокоедову:
- О трех ногах пошел, а годы еще не старые. Здесь и похороним...
- Со скорбию! - хихикнул Абросимов.
- Ужо поскорбим! - обещал Молокоедов.
В Сергиевском, в Николо-Корельском, в Пертоминском монастырях передавали радостно архангельские вести:
- Иевлев, песий сын, подыхает: ликом исхудал, очи кровью налились, недолго нам ждать...
- Дьяк Гусев отцу келарю сказывал: в Семиградной избе чего-то делает, а потом вдруг и застонет. Видать, огнем его сатанинским так и палит, так и палит...
- То колокола ему наши святые отливаются. Слезы наши, горе наше, тишина наша беззвонная...
У воеводы Алексея Петровича не бывал Иевлев никогда. Все решал и делал сам, будто князя и на свете не было. Прозоровский помалкивал, боясь ввязываться, но свирепел с каждым днем все более. Съездил даже за советом к архиепископу Афанасию. Старик принял его в полном облачении, сказал смиренно:
- Молюсь за тя, воевода достославный.
Лекарь Дес-Фонтейнес на расспросы князя о силе шведского воинства пожимал плечами, отвечал односложно:
- Нарва, князь, на многие годы все предопределила.
Воевода кряхтел:
- Пожгут город-то?
- Много вероятия, что город будет сожжен. Король Карл слов на ветер не бросает.
- Большой ли силою придут, как думаешь?
- Малыми силами идти не имеет смысла, князь.
- Да ведь вот пушки капитан-командор льет, крепость строит, стрельцов учит...
Дес-Фонтейнес молчал. Темное его лицо ничего не выражало. Глаза смотрели в стену, мимо воеводы.
- Чего молчишь? Совета спрашиваю, а он молчит.
Однажды лекарь сказал, что мог бы предположить исход сражения, если бы знал, какова будет крепость. Воевода всполошился, послал дьяка Молокоедова в Семиградную избу, чтобы пришел инженер Резен и доложил, что за крепость. Инженер пришел к вечеру, обильно поужинал за богатым боярским столом, потом сказал, дерзко скаля зубы:
- Крепость будет превосходная, и могу поставить свою голову об заклад, что ни один корабль безнаказанно мимо крепости к городу не проследует.
Прозоровский разобиделся:
- Впервой слышу. Все тайно, все тишком... Самого воеводу обходите.
Инженер спросил с глупым видом:
- А разве князь не имеет копии чертежной крепости?
Дес-Фонтейнес сказал, что как это ни неприлично, но чертежей князь не видел.
- И вы, достопочтенный магистр, тоже не видели?
На мгновение взоры иноземцев - бременца инженера Резена и шведа, именовавшего себя датчанином, лекаря Дес-Фонтейнеса - встретились. Резен смеялся над шведом. Лекарь Дес-Фонтейнес подумал беззлобно: "Хитрец, хочет денег. Что ж, свой своему не враг, деньги будут. Для начала дадим поболее, не пожалеем".
Воеводу с Резеном лекарь не без труда помирил, застолье затянулось надолго, пили очень много, инженер заметно хмелел. Погодя пьяным голосом предложил воеводе оказать великую честь - побывать на цитадели. Провожая инженера к саням, лекарь сказал по-немецки, что хорошие услуги хорошо вознаграждаются.
- Кем? - спросил Резен.