Россия молодая. Книга 1

– Да, в Швеции все хорошо.

– А что говорят о войне с Россией? – странно улыбаясь, спросил премьер-лейтенант. – Наверное, после того как мы разгромили московитов под Нарвой, все хотят воевать дальше?

– Шведы хотят того, чего желает король, – ответил осторожный Альстрем. – Шведы высоко чтят своего короля, заботами которого, с помощью божьей, весь мир трепещет перед нами.

2. НАЗОВИ ИЗВЕСТНЫЕ ТЕБЕ ИМЕНА!

Когда солнце поднялось высоко, премьер-лейтенант велел капитану галеры повесить на ноке первого из пойманных беглецов. Профос – галерный палач – принес готовую петлю. Беглец – плечистый и сильный человек лет тридцати, с наголо обритой, как у всей шиурмы, головой – медленно оглядел заштилевшее море, покрытые снегом далекие берега Швеции, высокое светлоголубое северное небо и сказал с силой в хрипловатом голосе:

– Что ж... и Минька Чистяков вам зачтется...

Поклонился низко всей бритоголовой, закованной шиурме и сам надел на шею петлю. Профос намотал на жилистую руку пеньковую веревку и хотел вздергивать, но премьер-лейтенант поднял руку в перчатке с раструбом и спросил у приговоренного, как смел он прощаться с каторжанами и кому угрожал. Каторжанин-беглец повел на Дес-Фонтейнеса усталыми, измученными глазами и молча опустил голову.

– Повешенный, ты еще можешь изменить свою судьбу! – сказал премьер-лейтенант. – Вот я ставлю песочные часы. Через три минуты песок пересыплется из верхнего сосуда в нижний. За это время подумай о том, как хороша жизнь и как рано тебе умирать. Ты можешь заслужить прощение тем, что назовешь известные тебе имена здесь и в Стокгольме.

Премьер-лейтенант опрокинул часы. Золотистый песок ручейком полился вниз.

Приговоренный молчал опустив голову. Профос стоял неподвижно, веревка была накручена на его голую руку.

Песок пересыпался.

– Тебе не удастся так легко умереть! – сказал Дес-Фонтейнес. – Я раздумал. Тебя не повесят, а будут стегать кнутом по голому телу до того мгновения, пока ты не назовешь имена или пока не скончаешься.

Петлю с шеи Чистякова сняли.

На правой куршее профос поставил широкую скамью и привязал к ней Чистякова. К полудню беглец скончался, не произнеся ни одного слова.

– Таковы они все! – сказал премьер-лейтенант капитану Альстрему. – Надо быть безумцем или глупцом, чтобы затевать войну с этим народом.

Капитан переглянулся с комитом Сигге. Что говорит премьер-лейтенант? Понимает ли он, кто этот безумец и глупец?

– Шведский здравый смысл, где ты? – злобно воскликнул Дес-Фонтейнес. – Достаточно взглянуть на карту Московии, чтобы понять всю нелепость этой затеи.

Капитан переглянулся с комитом во второй раз.

Галера попрежнему шла со скоростью пяти узлов.

Дес-Фонтейнес приказал повесить на ноке тело запоротого кнутом русского и спустился в передний трюм. Щербатый, прикованный цепями к переборке, посмотрел на него блуждающим мутным взором. Вода тонкой струей лилась на его бритую голову. Губы русского шевельнулись, премьер-лейтенант наклонился к нему:

– Ты хочешь со мной говорить?

– Не буду я с тобой говорить!

Дес-Фонтейнес попробовал воду – достаточно ли холодна. Вода была забортная – ледяная. Щербатый дрожал мелкой дрожью, губы его непрестанно что-то шептали.

– Боюсь, что ему немного осталось жить! – сказал швед-матрос. – Быть может, оставить это занятие на время?

Премьер-лейтенант ничего не ответил.

Весь день премьер-лейтенант молча прогуливался по галере и думал свои думы. В сумерки вдруг сошел с ума маленький русский каторжанин. Голландец-надсмотрщик кошкой прыгнул к нему. Умалишенный, залитый кровью, рвался с цепи. Надсмотрщик ударил его коленом в живот и заткнул ему рот греческой губкой. Ночью умалишенного, еще живого, выбросили за борт, привязав к ногам камень.

На ноке покачивалось тело беглеца, повешенного после смерти.

Мерно били литавры.

По свистку комита, с каждой скамьи трое из шиурмы падали на палубу – отдыхать, двое – гребли. Тело повешенного вращалось на веревке. Каждый из шиурмы видел, что ждет его, если он осмелится бежать и будет пойман.

Капитан Альстрем в своей каюте дописывал донос на премьер-лейтенанта Дес-Фонтейнеса. Комит Сигге подписался как свидетель. Он тоже слышал слова, которыми премьер-лейтенант бесчестил его королевское величество.

– Наш король – безумец! – сказал Альстрем, присыпая донос песком.

– Пусть помилует его святая Бригитта! – молитвенно произнес Сигге.

– Московиты непобедимы! – сказал капитан Альстрем. – Король – глупец. Ты слышал что-либо более оскорбительное для его величества?

Комит покачал головою: бывают же на свете дерзкие!

– Такие, как он, кончают свою жизнь на плахе в замке Грипсхольм! – сказал капитан. – Но не сразу. Сначала их обрабатывает палач, лучший палач королевства. И подумать только, что этот проходимец еще смел кричать на меня, когда убежали пленные...

Наверху попрежнему бил барабан, повизгивали рога, ухали литавры.

Премьер-лейтенант стоял на носу галеры, смотрел вдаль и шепотом произносил звучные строфы «Хроники Эриков»: