Россия молодая. Книга 1

– Не больно-то надо! – молвил поручик. – Пойду в рыбаки. Возьмешь, Иван Савватеевич?

– Карбаса у нас нету... – ответил Рябов.

– Не больно-то надо! – повторил Крыков, никого не слушая.

Сидели в березнике до сумерек вдвоем – Рябов и поручик. Дождь мерно моросил над Мосеевым островом, над Двиной, над яхтой. На иноземных кораблях играла музыка, к острову одна за другой подходили лодьи, съезжались гости. Подплыл струг преосвященного Афанасия, Баженины пригнали карбас с Вавчуги, а Крыков и Рябов все разговаривали медленно: один скажет – помолчат, другой скажет – опять помолчат.

– На яхте-то боцман Роблес шхипером пойдет, – сказал Рябов. – Тот самый, что меня убивал...

– А ты?

– А я – матросом...

– Командой-то где разживутся?

– Наберут. Дело простое...

Помолчали.

Рябов покусал травинку, вздохнул:

– Митрия отцы монастырские споймали и засадили.

– Слышал.

– Как его оттудова достать?

– Думать надо.

– Сколько думаю – ничего не придумал. Не одного его заточили. Всех рыбарей обительских...

Замолчали надолго.

Кутаясь в плащ, пришел Сильвестр Петрович, принес под плащом хлеба, рыбину жареную, гуся.

– Чего будет? – опять спросил Крыков.

Иевлев ответил не сразу, было видно – нелегко отвечать.

– Забыли про меня? – спросил Афанасий Петрович.

– Нет, не забыли. Быть тебе, поручик, капралом!

Крыков вскочил, крикнул:

– Разжаловали? Им на радость – иноземцам-ворам?

– Ты – тише! – посоветовал Иевлев. – Смирись покудова. Там видно будет. Может, с прошествием времени и упросим... Нынче – без пользы просить, больно гневен. Афанасий владыко заступился – не помогло...

Крыков вновь сел, задумался. Иевлев утешал его, он будто и не слушал. Потом, не простившись, ушел.

– Афанасий Петрович! – крикнул ему вслед Рябов.

Но бывший поручик не ответил. Шел березником – наискось, дышал тяжело, все думал одну и ту же думу: «Как же оно так? За что? Как теперь быть?»

Рябов пошел за ним, еще окликнул, Крыков опять не ответил.

Дождик перестал, возле дворца пускали потешные огни, в сером небе шипели змеи, метались драконы; треща, фыркая и стреляя, крутились цветастые колеса. Шхипер Уркварт, веселый, лоснящийся, очень довольный одержанными за один день победами, с запальным факелом в руке стоял возле крыльца. Рябов долго, не мигая, смотрел на него, потом разыскал Иевлева и попросил:

– Сильвестр Петрович, помоги!

– В чем?

– Есть у меня мальчонка один, вроде как бы в товарищах. Калечка он, хромуша. Забрали его монаси проклятые, посадили в подвал на смертное сидение. С ним рыбаки монастырские, народишко смелый, умелые мореходы...

– Ну?

– Вызволи царевым именем. В море пойдем – вспомнишь. Рыбаки – лучше не надо, а на иноземцев не надейся. Боцман Роблес, коли буря ударит, всех нас потопит. Наше морюшко знать надобно...

– Ты что меня, кормщик, пужаешь? Я не пугливый, – улыбаясь в темноте, сказал Иевлев.

– Не пугаю – правду сказываю. Так думаю, что дело к падере идет...

– Откуда думаешь?

– По приметам, Сильвестр Петрович. На земле-то все мы молодцы, а вот как морюшко ударит, тогда и поглядим. Верно говорю...

Иевлев молчал. Опять в небо с шипением и воем понеслась хвостатая комета, завертелась там и разорвалась звездочками.

– Вызволи! – настойчиво попросил Рябов.

Иевлев думал, не отвечал.

– Не вызволишь – не пойду с вами в море! – тихо, но с угрозой в голосе сказал Рябов. – Пускай вам Роблес кормщит. Да и как обратно пойдете? До горла он с вами, а назад? Назад кто?

Он усмехнулся:

– Антипа Тимофеева возьмете? Хорош был кормщик, да пужлив нынче без меры...

– Ты с нами пойдешь! – властно сказал Иевлев.

– Неволею?

– А хоть бы и так.

– Не было так со мной и не будет, Сильвестр Петрович! – сказал Рябов спокойно и негромко. – Не таков я на свет уродился!

– Еще кормщика найдем! – ответил Иевлев. – Ты сам давеча сказывал, что много у вас мореходов не хуже тебя...

– А вдруг да хуже? – с усмешкой спросил Рябов. – А? Тогда как?

И засмеялся так душевно и весело, что у Иевлева потеплело на сердце.

– Ладно! – сказал он. – Утро вечера мудренее.

– А может, сейчас и нагрянем? Ночью – хорошо! Разом бы все дело и сделали...

Горячей ладонью он стиснул запястье Иевлева, потянул стольника к себе и быстро шепотом заговорил:

– Велено же тебе матросов набрать, а там такие мореходы, и-и-и!.. Ваше благородие, господин, чего откладывать? Лодья есть, солдат возьмешь человек с пяток, милое дело, а? Разлюбезное дело! Господин, да мы мигом там, ветерок свежий, под парусом! А народ какой, – такого народа не сыщешь, господин, с таким народом не токмо что в океан без компаса поплывешь, с таким народом и тонуть весело...

Он опять засмеялся своим добрым раскатистым смехом, опять дернул стольника за руку, добавил горячо:

– Из темницы-то людей ослобонить, какое дело разлюбезное! Двери-то железные перед ними раскрыть! А? Водочки им дать хлебнуть по глоточку, гусем закусить. Да ведь такие люди за тобой хоть в самый что ни на есть ад взойдут, не моргнувши, ей-ей, верно говорю...

Иевлев вырвал руку и быстро зашагал к дворцу, а Рябов побежал в березник, собрал завернутую там в рогожку еду и стал торопливо готовить лодью...