Россия молодая (Книга 2)

Сильвестр Петрович удивился - все знает старик. Осмотрев пушки, Афанасий велел показать ядра - чугунные, железные, каменные. Резен объяснял, как раскаляют ядро в кузнечном горне, как замазывают пороховой заряд глиной, как вкатывают каленое ядро в ствол пушки.

- Порох-то добрый? - спросил Афанасий.

- Порох - ничего.

- Ты отвечай дельно! - крикнул Афанасий. - Ничего! Что такое - ничего?

- А ты не кричи, - попросил Резен.

Афанасий поморгал, потом спросил:

- Да ты, дурашка, знаешь, кто я таков?

- Ты поп, - сказал Резен. - И не кричи. Я не тот, чтобы кричать.

- Храбрый! - заметил Афанасий.

- Да, храбрый!

- Где порох?

- Где надо! - ответил Резен.

- Покажи мне порох.

- Зачем тебе порох? - спросил Резен. - Что ты в порохе понимаешь? Ты поп - и молись, а я инженер, я в порохе понимаю...

- Ты инженер, да - заморский, - щурясь на Резена, сказал Афанасий, - а я поп, да - русский. И всего повидал за свою жизнь. Веди, Сильвестр Петрович, показывай...

Резен шел сзади, на щеках его проступили красные пятна - он обиделся. Афанасий велел подать деревянную миску, растер в миске пороховую мякоть, посмотрел, не серого ли цвета. Резен сказал Иевлеву по-немецки:

- Понимает!

Афанасий ответил тоже по-немецки:

- Понимаю!

И приказал костыльнику подать листок бумаги. У костыльника бумаги не было, Резен вырвал клочок из записной книжки, старик положил на листок щепотку пороху, сжег. Порох сгорел почти без остатка, бумага осталась целой.

- Порох добрый, а ты говоришь - "ничего"! - попрекнул Афанасий Резена, но уже спокойно. - Монахи мои где?

Монахи из Николо-Корельского монастыря высыпали на плац под мелкий дождик. Подрясники на них пооборвались, сапоги побились, лица у всех были загорелые, носы облупились от солнца, многие сбрили бороды, а Варсонофий отпустил усы. Афанасий, пряча улыбку, благословил свое воинство, негромко сказал Иевлеву:

- Ишь! И с копьями, и с мушкетами! Обучил?

- Обучил, - тоже улыбаясь, ответил Сильвестр Петрович. - Варсонофий у них мужик разумный...

- Начальный человек над ними?

- Капралом зовем, - сказал Иевлев.

- Ну, ну, - сказал Афанасий, - дело хорошее. Водки им не давай, я их знаю, жеребцов стоялых...

И подозвал к себе Варсонофия:

- Усатый экой!

Варсонофий молчал, стоял во фрунт, смирно.

- Табачищем несет! - сказал владыко. - И сала нет. Согнал сало. Так-то приличнее для монаха...

Варсонофий покашлял в кулак.

- Ну, иди, чадо! - усмехнулся Афанасий.

Монах повернулся, как учили, ударил разбитым сапогом, пошел через плац.

- Не вернется в монахи, - сказал Афанасий. - Образ не таков. Нет, не быть ему монахом, удерет... Капралом будет али разбойником...

Прощаясь, Афанасий сказал Резену:

- А ты, господин, не обижайся. Больно много вас, волков, к нам повадилось. Мне про тебя Сильвестр Петрович хорошо сказывал, да я не верил. Прости, коли обидел, не хотел.

Инженер не отвечал, посасывал трубку.

У ворот Афанасий благословил Иевлева, сказал устало:

- Трудно тебе будет, капитан-командор, труднее нельзя! Прощай! Может, и не свидимся.

Сильвестр Петрович поклонился низко, помог старику спуститься в карбас. На валах, на башнях, на стенах крепости, обнажив головы, стояли артиллеристы, стрельцы, монахи, каменщики, кузнецы, плотники - все те, кому предстояло защищать Архангельск в грядущей баталии.

Афанасий, стоя в карбасе, медленно, широко перекрестил их, сказал, не отрывая взгляда от крепости:

- С богом!..

Матросы крюками оттолкнули судно, келейник накинул на плечи владыки шубку, костыльник покрыл ему колени теплым платком...

- Теперь водки выпить да поесть малость! - сказал Сильвестр Петрович.

- Это хорошо! - согласился Резен.

Он протер стекло подзорной трубы и еще посмотрел: Двина была пуста, только дождь моросил, да низко, над самой водой летали чайки. Невидимые дозорные перекликались на валах и башнях крепости.

- Поп какой! - сказал с удивлением Резен, глядя вслед карбасу.

- Поп разумный! Пойдем, Егор. И будь в спокойствии. Нас упредят, узнаем от караулов. Не гляди, что пусто, - по всей реке народ стережет...

Вдвоем спустились с башенной вышки, по мокрому пустому плацу дошли до крыльца избы, в которой жил Резен, тут остановились. Инженер сказал по-немецки:

- У меня аквавита есть - добрая водка. Берёг для случая. Немного выпил - давно. С господином Крыковым выпил...

- Господин Крыков, может, сейчас уже и досмотр начал! - произнес Сильвестр Петрович. - А может, и воров рубит. Все может быть...

Они вошли в горницу, инженер зажег свечу, отпер ключом сундук, достал аквавиту и скляницу шидамской горькой, ее осталось совсем немного, на дне. Солдат принес жареной рыбы, котелок с горячей кашей.

- Капитан Крыков не раз задавал мне вопросы о том, как устроены европейские государства, - произнес Резен. - Он словно бы все время ищет ответа на занимающий его вопрос, а что это за вопрос - не знаю. Он много думает, этот человек, и много читает...

Иевлев кивнул:

- Да, он много думает, и трудно живется ему на свете...

Потом, держа прозрачную бременскую рюмку перед глазами, спросил: