Россия на Дунае. Империя, элиты и политика реформ в Молдавии и Валахии, 1812—1834

Политика ублажения фанариотов в конце концов достигла своей цели в 1820 году, когда Порта согласилась возобновить переговоры по поводу нарушений условий Бухарестского мира. В ходе нескольких нелегких конференций с реисом-эфенди Строганов представил османскому правительству список незаконных поборов в княжествах, имевших место с 1812 года, а также перечень других нарушений хатт-и шерифа 1802 года[336]. Помимо получения удовлетворения по частым вопросам, таким как возвращение земель, отчужденных в райи, их законным владельцам, Строганов стремился консолидировать правовую основу российского протектората. Для этого российский посланник пытался добиться от Порты признания за Россией права вето на новые налоги в княжествах и занесения этого признания в протоколы конференции. Переговоры тем самым способствовали превращению общего права России делать «представления» Порте по поводу Молдавии и Валахии в ее непосредственный контроль над определенными аспектами внутреннего управления княжеств. Конечной целью российского посланника было заключение пояснительной конвенции к Бухарестскому миру, подобной той, что была заключена в Айналы-Каваке в 1779 году вслед за Кючук-Кайнарджийским миром[337].

Практическим результатом первых трех конференций Строганова с османским реис-эфенди было соглашение о необходимости новых финансовых регламентов для княжеств, которые были бы разработаны господарями совместно с диванами и утверждены Портой и Россией как державой-покровительницей[338]. На четвертой конференции в марте 1821 года Порта согласилась зафиксировать правовым образом цивильные листы господарей, признала противозаконность поборов, которым подверглись Молдавия и Валахия в первые годы после заключения Бухарестского мира, и выразила готовность выплатить компенсацию княжествам посредством освобождения их от дани на три года. Османское правительство также согласилось на ограничение своей торговой монополии в Молдавии и Валахии посредством предоставления российским консулам права контролировать закупочные цены на продовольствие и строительные материалы, поставлявшиеся княжествами в Константинополь и османские крепости на Дунае. Наконец, османский представитель согласился на создание дунайского карантина (предлагавшегося, как было указано выше, еще митрополитом Игнатием в его записке 1814 года)[339].

Как отмечал сам Строганов, легкость, с которой Порта приняла все эти российские требования после нескольких лет отказа даже обсуждать их, отражала не внезапную смену убеждений османскими чиновниками, а резко изменившиеся обстоятельства[340]. 22 февраля 1821 года отряд из 500 членов тайной греческой организации «Филики этерия» перешел границу на Пруте между российской Бессарабией и Молдавским княжеством и занял Яссы. Предводителем этого отряда был Александр Ипсиланти, сын пророссийского господаря Валахии Константина Ипсиланти и бывший адъютант Александра I[341]. В молдавской столице Александр Ипсиланти издал несколько революционных прокламаций, призывавших османских греков подняться против султана, обращавшихся к местным жителям с просьбой о помощи в этой борьбе, а также намекавших на скорую поддержку России[342]. В своем письме к Александру I, отправленном в тот же день, Ипсиланти утверждал, что греки восстали по воле Божией и что Провидение избрало царя помочь этому предприятию[343]. Тем временем последователи Ипсиланти начали свою борьбу с османским владычеством с истребления османских купцов и их охраны (бешлиев) в Яссах и Галаце, что запустило цепную реакцию этнического насилия в Европейской Турции на последующее десятилетие.

Хотя Александр I и Каподистрия поспешили осудить восстание, Порта, очевидно, опасалась, что дальнейшее упорствование в переговорах может заставить царя изменить свое решение. В результате османское правительство быстро согласилось на все требования, принятия которых Строганов безуспешно добивался на протяжении предыдущих пяти лет. Однако временная дипломатическая капитуляция Порты не имела практических последствий для положения Молдавии и Валахии в краткосрочной перспективе. Российско-османские отношения стремительно портились, несмотря на уступки Порты, в результате ее репрессивных мер в отношении греков и вызванных ими протестов Строганова. Последствия восстания «Этерии» и последовавшего за ним разрыва в российско-османских отношениях будут рассмотрены в следующей главе, в которой также будет показано значение переговоров Строганова для формирования российской повестки реформ в Молдавии и Валахии. Здесь необходимо лишь объяснить скорое и недвусмысленное осуждение Александром I восстания, начатого от его имени и под знамением православия и столь часто ассоциируемого с восточной политикой России. Для этого необходимо еще раз взглянуть на общую стратегию, избранную российским императором и его министром иностранных дел в отношениях с региональными элитами в революционную эпоху.