«Правительство, — сказал он, — все ширит пропасть между собой и народным представительством. Министры всячески устраняют возможность узнать Государю истинную правду… С прежней силой возобновились аресты, высылки, притеснения печати. Под подозрением находятся даже те элементы, на которые раньше всегда опиралось правительство, под подозрением вся Россия. Государственной думе грозят роспуском. При всех этих условиях никакие героические усилия… предпринимаемые Председателем Государственной думы, не могут заставить Государственную думу идти по указке правительства, и едва ли Председатель, принимая со своей стороны для этого какие-либо меры, был бы прав и перед народным представительством, и перед страной. Государственная дума потеряла бы доверие к себе страны, и тогда, по всему вероятию, страна, изнемогая от тягот жизни, ввиду создавшихся неурядиц в управлении, сама могла бы стать на защиту своих законных прав. Этого допустить никак нельзя. Это надо всячески предотвратить и это составляет нашу основную задачу».[84]
Царь, явно раздраженный позицией Родзянко, предупредил его, что Думе будет позволено продолжить заседания лишь в том случае, если «она не допустит новых непристойных выпадов в адрес правительства», и отказался дать согласие на просьбу Родзянко об удалении наиболее непопулярных министров. В ответ на высказанные Родзянко опасения по поводу реакции общественного мнения и его намеки на возможность насильственных действий снизу Николай заявил, что имеющаяся в его распоряжении информация свидетельствует «совсем об обратном». На грани отчаяния Родзянко высказал свои «самые худшие предчувствия… и убеждение», что это его последний доклад. «Я по всему вижу, что вас повели на самый опасный путь… вы хотите распустить Думу… Еще есть время; еще возможно все изменить и дать стране ответственное правительство. Видимо, этому не суждено сбыться. Ваше Величество, вы выражаете несогласие со мной и все останется как было…Я вас предупреждаю, я убежден, что не пройдет трех недель, как вспыхнет такая революция, которая сметет вас, и вы уже не будете царствовать». Пророчество Родзянко вскоре сбылось.
Такое негативное отношение к докладу Родзянко красноречиво свидетельствовало о том, что царь одобрял действия Протопопова и не имел ни малейшего намерения пойти на какие-либо изменения.
Когда 15 февраля открылось заседание Думы, в повестке дня стоял вопрос о ее роли в противостоянии между властью и страной, близившемуся к своей высшей точке. Милюков заявил, что, по его мнению, страна далеко опередила свое правительство. Но мысль и воля страны только случайно, только через узкие щели, которые оставляет мертвый бюрократический механизм, может превращаться в полезное действие. Все чаще из глубины России… мысль несется с надеждою к Государственной думе. В то же время его «несколько смущают» подобные призывы к действию, ибо, как он выразился, «наше слово есть уже наше дело».[85]
И это было абсолютно справедливо. Слова в качестве действий вполне годятся для поэтов, философов и писателей, но недостаточны для государственных деятелей и политиков. Их слова, даже самые зажигательные и мудрые, абсолютно бесполезны, если за ними не следует действие. Как правильно сказал Милюков, в то время весь народ возлагал свои надежды на Думу, но Россия ждала от нее не слов, а действий. Оправданы ли эти надежды или нет, но люди ждут, что Дума станет их глашатаем. И не только «мертвая бюрократическая машина» принесла народу страдания и помешала ему выразить свои творческие возможности. В конце концов в каждой стране существует та или иная форма бюрократической машины; без нее не может обойтись ни одно современное государство. Да и в самой России бюрократическая машина была далеко не так мертва, ибо у нее на службе было немало разумных и преданных делу людей. Однако их полностью лишили возможности действовать, они лишь выполняли приказы министров. А кто назначал этих министров? Кто смещал честных министров и назначал на их место прихлебателей Распутина?
Отвечая на замечание Милюкова относительно мертвой бюрократической машины, я сказал то, о чем думали, но не рисковали сказать открыто депутаты Думы. И заявил, что ответственность за происходящее лежит не на бюрократии и даже не на «темных силах», а на короне. Корень зла, сказал я, кроется в тех, кто сейчас сидит на троне.
Обращаясь к членам «Прогрессивного блока», я продолжал:
«Нам говорят: правительство виновато, правительственные люди, которые как «тени» приходят и уходят с этих мест. Но поставили ли вы себе вопрос, наконец, во всю ширь и всю глубину, кто же те, кто приводит сюда эти тени? И если вы вспомните историю власти за эти три года, вы вспомните, как много здесь говорилось о «темных силах»; и эти разговоры о темных силах создали союз юных наивных мечтателей с политическими авантюристами.[86]
И вот эти «темные силы» исчезли! Исчез Распутин! Что же, мы вступили в новую эпоху русской жизни? Изменилась ли система? Нет, не изменилась, она целиком осталась прежней…