Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)

Дальновидные круги казанской знати отлично понимали, что необходимо как можно быстрее договориться с московским правительством, ибо угроза нового похода русских войск на Казань оставалась реальной. Поздней осенью. 1530 г. в Москву прибыло посольство из Казани во главе с князьями Табаем и Теввекелем и бакшей Ибреимом. Послы от имени Сафа-Гирея обещали быть «неотступными» от Василия III «всею землею Казаньекою». Великий князь в свою очередь, «чтобы кровопролитна не было… всей земли Казаньской людем опалу свою отдал». Тогда Табай и Теввекель от имени казанцев принесли московскому государю присягу на верность.

В январе 1531 г. в Казань с этой шертью отправился И. В. Полев. Его задачей было принять подобную же присягу от самого хана и вернуть русских полоняников и «наряд», захваченный казанцами во время похода 1530 г. Однако дело оказалось не такое простое. 26 марта от Полева в Москву приехал человек, сообщивший, что «царь правды на шертной грамоте не учинил и пищалей ему не отдал». Хан Сафа-Гирей настаивал на отпуске его послов, просил прислать в Казань «большого посла» и в свою очередь вернуть «пищали и пушки», захваченные воеводами под Казанью. Если это будет сделано, то хан обещал «правду на записи учинить» и отпустить И. Полева.

По слухам, это решение продиктовано было тем, что до Сафа-Гирея донеслись вести о подготовке нового похода Василия III на Казань. И действительно, весной 1531 г. казанские послы в Крыму энергично, но безуспешно настаивали на немедленной помощи со стороны Саадат-Гирея. Без нее, говорили они, «нам не мочно отсидетися в городе, люди все выбиты и высечены. И не поспеют люди к нам к тому сроку на мае месяце, и нам, увидев чернь московских людей, бежати, город покинув, куды очи несут» [1420].

Положение казанских послов в Москве было сложное. Желая предотвратить неизбежное кровопролитие, князь Табай выдвинул идею смены казанского хана, ибо вся беда-де происходила оттого, что Сафа-Гирей, послушав ногайцев и «лихих» людей из числа казанцев, поступил «негоже». В самой Казани «люди все в разни», причем «людей добрых мало, все люди мелкие, иноземные, земли крепить некому». Переговоры с Табаем и другими послами вел Ф. И. Карпов, опытнейший русский дипломат, давно руководивший сношениями с восточными странами, а также наиболее приближенный к самому Василию III дьяк Меньшой Путятин. Казанские послы просили отпустить на царство послушного великокняжеской воле Шигалея. Он должен был вместе с ними отправиться в Васильсурск. Отсюда казанские послы предполагали послать грамоты в Казань, а также к горной и луговой черемисе и арским князьям с сообщением, что «их хочет государь жаловати и беречи». Однако Карпов и Путятин попытались выяснить, действуют ли послы в данном случае по уполномочению «князей и земли» или на собственный страх и риск. Хотя Табай и Теввекель отрицали наличие у них каких-либо полномочий по этому вопросу, но сказали, что у них в Казани есть единомышленники. Тогда решено было послать предварительно в Казань Постника Головина, выяснить мнение мурзы Качигалея и князя Булата. Вернувшись 17 мая в Москву, Постник Головин сообщил, что в Казани произошел переворот: Сафа-Гирей с царицей (дочерью Мамая) выслан в Ногайскую степь. 19 мая в Москву прибыли Кулчюра и Форузат с грамотами от Горшедны-царевны, мурзы Качигалея и князя Булата, которые в это время захватили власть в городе. В своих грамотах они писали, что к кандидатуре Шигалея они относятся настороженно («блюдемся») и предпочитают ему Яналея, сына Шихавлиара, племянника хана Большой орды Ахмата.

На том и порешили. Шигалей уже скомпрометировал себя в Казани, а кандидатура Яналея вполне устраивала Василия III, ибо он уже с малых лет находился на русской службе, будучи городецким князем [1421]. Пятнадцатилетний царевич, «тихий и смирный» Яналей, был приведен к присяге. После этого его вместе с Табаем, а также русскими послами Я. Г. Морозовым и дьяком Афанасием Курицыным отправили в Казань, где 29 июня он снова дал «записи шертные» в верности Москве и был торжественно посажен на царство. Опекуншей его стала царевна Горшедна [1422].

Так был решен казанский вопрос. Однако достигнутый компромисс устраивал обе стороны только на время. Это была передышка, необходимая и казанцам, и московскому государю.

С Крымом Василий III продолжал вести сложную дипломатическую игру. В феврале 1530 г. туда отправлен был посол Степан Иванович Злобин, а 16 июня в Москву прибыл крымский посол Ахмат Улан. Ведя переговоры об условиях шерти с Саадат-Гиреем, великий князь посылал одновременно грамоты и его противнику Исламу, предлагая ему выехать на Русь [1423].