Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)

Н. Н. Масленникова обратила внимание на то, что в Псковской летописи Корнилия, враждебной по отношению к Москве, почти не говорится о деятельности Мисюря (в отличие от предшествовавшего ей свода 1547 г.). «Замалчивая деятельность Мисюря, имя которого было олицетворением московской власти во Пскове, — пишет Н. Н. Масленникова, — летописец стремится принизить престиж великого князя во Пскове»[1403].

В дьяческой среде при дворе Василия III было много вдумчивых и образованных людей. К ним принадлежал, в частности, русский посол в Риме Еремей Трусов, который в 1528 г. составил повесть о храме богородицы[1404]. Хорошо известен также дьяк Яков Васильевич Шишкин, посылавшийся в 1531 г. со специальным поручением Василия III в Новгород[1405]. Из послания, адресованного ему Зиновием Отенским, ясно, что Шишкин живо интересовался проблемой «правого» суда, соотношением буквы и духа закона[1406]. Его размышления перекликались со взглядами другого современника новгородского дьяка — Ф. И. Карпова.

Поколение русских гуманистов первой трети XVI в. состояло еще из отдельных передовых людей, охваченных жаждой знания и просвещения, наследников вольнодумцев конца XV в. Эти гуманисты поняли преобразующую роль знаний и сыграли выдающуюся роль в истории русского самосознания. Они не стали активными борцами за переустройство жизни, но им суждено было сделаться учителями тех, кто в середине XVI в. снова поднимает свой голос протеста против церкви и иссушающих душу условий крепостнического государства. Кабинетный ученый-гуманист Эразм Роттердамский фактически подготовил выступление пламенного Томаса Мюнцера — вождя крестьянской войны в Германии. В России же вслед за вполне благонадежными Федором Карповым, Мисюрем Мунехиным и резонером Максимом Греком пришли смелый мечтатель Иван Пересветов, еретик Матвей Башкин и борец за счастье угнетенного люда холоп Феодосий Косой.

Глава 15. Последние годы правления Василия III

Начавшиеся успешно переговоры с Казанью неожиданно оборвались весной 1530 г. Как сообщают русские летописи, Сафа-Гирей не выполнил условия присяги (шерти) и «срамоту учинил велику» русскому послу Андрею Пильемову. Поэтому отправленный с новой дипломатической миссией в Казань князь И. Ф. Палецкий был временно задержан в Нижнем Новгороде. На повестку дня снова встал вопрос об окончательном присоединении к России Казанского ханства. В апреле (по Продолжению Хронографа 1512 г. и Софийской II летописи) или в мае (по разрядам) начался третий большой поход русских войск на Казань. И на этот раз сам великий князь в нем не участвовал. Посланы были, как и во время прежних походов, две рати. Судовую рать возглавили князья И. Ф. Бельский и М. В. Горбатый (последний с войсками из Новгорода), конную — князь М. Л. Глинский.

Момент для начала похода был выбран удачно. Ни Турция, занятая своими европейскими делами, ни Крым, раздиравшийся междоусобиями, не могли прийти на помощь казанскому хану. Однако некоторые меры казанцы все же приняли. Они добились помощи ногайцев (отряд мурзы Мамая) и астраханцев (отряд князя Аглыша). Около реки Булака, под Казанью, сооружен был деревянный острог, окруженный рвами. Он должен был прикрывать Казань от московских войск. 10 июля (по разрядам — 12 июля) рати Бельского и Глинского соединились близ Казани.

Основные силы татар и черемисы находились внутри острога. Однако войскам князя И. Ф. Овчины Оболенского (сначала командовал полком правой руки, затем передовым полком конной рати) в ночь на 14 июля удалось овладеть острогом. При этом погибло, по преувеличенным данным Казанского летописца, до 60 тыс. казанцев и ногайцев[1407]. Погиб и командовавший казанскими войсками мурза Аталык, участник обороны Казани в 1524 г.

О ходе дальнейших событий источники сообщают глухо[1408]. После взятия Булакского острога Сафа-Гирей «утече в город». Начался обстрел казанской крепости. Тогда навстречу русским войскам выехали представители казанской знати князья Булат, Аппай и Табай с изъявлением покорности московскому государю. Во всяком случае двое из них известны были промосковскими симпатиями (Аппай участвовал еще в мирном посольстве 1525 г., а Табай — в посольстве 1529 г.). Воеводы привели казанских представителей к присяге, получив заверения, что казанцы пошлют послов в Москву «добивати челом за свою вину», впредь будут «неотступными» от государя, «и царя им на Казань ни отколе не имати, оприче государя»[1409]. После этого русские воеводы вернулись восвояси. Такова официальная версия.