Ст. 20 О наместниче указе.
"А наместником и волостелем, которые держат кормлениа без боярьского суда, холопа и робы без докладу не выдати, ни грамоты беглые не дати; також и холопу и робе на государя грамоты правые не дати без докладу, и отпустные холопу и робе не дати".
Ст. 43
"Наместником и волостелем, которые держать кормление без боярьского суда, и тиуном великого князя и боярьскым тиуном, за которыми кормлениа с судом з боярьскым, холопа и робы без доклада не выдати и отпустные не дати…"
Не вполне понятно одно место ст. 9, говорящее о смертной казни «церковному татю и головному», а также «государскому убойце» и другим преступникам (ср. ст. 10: «опроче церковные татбы и головные»). Обычно ссылаются на перевод С. Герберштейна («похитители людей») и при этом полагают, что речь идет о лице, крадущем холопов.
[404]Однако Черепнин, опираясь на одно из судебных дел, [405]считает, что в подобных случаях смертная казнь не применялась, а «головная татьба» — это воровство, сопровождавшееся убийством (ср. термин «головник» ПСГ, означавший убийцу). [406]Объяснение привлекает логичностью, хотя не вполне ясно, можно ли с точки зрения норм древнерусского языка переводить «головную татьбу» как «татьба с убийством». Поэтому толкование термина как кража людей (для продажи в холопство) представляется более логичным.В Судебнике 1497 г. около 12 статей посвящено вопросам о холопах. Это составляет почти 1/6 всего текста памятника (в Пространной Правде (ПП) — около 1/5 всего текста, примерно 40 статей из 121). И все это при том, что юридический кодекс конца XV в. не отменял, а развивал предшествующее законодательство ПП, которое по-прежнему оставалось одним из руководств для судей. Большое внимание к холопьему вопросу можно объяснить только тем, что дворовая челядь феодала еще играла значительную роль в социальной структуре общества. В целом же Судебник подводил итог и многовековому развитию холопьего права на Руси. В основных чертах это право оставалось непоколебленным. Юридические устои оказались более архаичными, чем хозяйственная практика XV в. Но все же жизнь пробивалась сквозь закоснелые нормы общерусского законодательства. Изменения состояли не столько в каком-либо «смягчении» холопьего бесправия, приближении несвободных слуг по правовому положению к основной массе населения, сколько в фиксации и ограничении самих источников пополнения челяди. Впрочем, все эти новшества законодательства намечаются как бы пунктиром. Жизнь шла за его пределами. В XIV–XV вв. положение холопа-страдника сближалось с положением крестьянина в хозяйственной жизни. Оба они входили в состав населения господской вотчины. К XVI в. в быту отпочковывается новая категория холопов — «кабальные люди». Эти «служилые холопы» трудом в хозяйстве феодала погашали проценты («росты») по взятой ими ссуде. На практике кабальное холопство было не наследственным, а пожизненным (до смерти феодала). Этот вид зависимости еще не известен Судебнику 1497 г., но именно он в дальнейшем вытеснил «полное холопство», знаменуя новый шаг к изживанию остатков рабства на Руси.
Если сравнить кодекс Древней Руси — Пространную Правду с Судебником Ивана III, то явственны будут серьезные изменения, происшедшие в социально-политической структуре общества. В Пространной Правде четко прослеживаются следы обычно-правовых общинных институтов (кровной мести, дикой виры, участия верви в розыске преступника и т. п.). Подобные следы практически отсутствуют в Судебнике. Это не значит, что в жизни их не было. Речь идет о том, что их влияние на правовые нормы и организацию судопроизводства резко упало. Основное внимание в Русской Правде уделялось штрафам, шедшим первоначально потерпевшему, а затем и в пользу государства, за различные формы оскорблений, телесные повреждения, кражи (продажи и уроки), убийство (головничество и вира). Главными фигурами закона были князь, потерпевший и правонарушитель. Судебник же в первую очередь уделяет внимание пошлинам за организацию судопроизводства, которые шли теперь не главе государства, а его администраторам. Одной из причин появления Судебника было именно расширение судебного аппарата. Составителей Судебника преимущественно интересует новое в судебной практике. Памятник не касается вовсе штрафов — ни за оскорбления, ни за драки, ни за кражи, как бы подразумевая, что здесь все продолжает регламентироваться старым законодательством. Зато об убийстве он говорит, вводя строжайшую кару — смерть вместо прежней виры (ст. 7–9).