Россия на рубеже XV-XVI столетий (Очерки социально-политической истории).

Составителя «Повести» следует искать в окружении Дмитрия-внука, коронованного «шапкой Мономаха». Близок к Дмитрию-внуку был и В. И. Патрикеев, а к последнему — будущий митрополит Варлаам, припиской которого кончается чин венчания («Помилуй мя, грешного Варлама»). О. И. Подобедова пишет, что «родословная литовских князей могла бы быть объяснена интересом Патрикеевых к литовскому правящему дому в пору исполнения ими дипломатических поручений при дворе литовского князя». Воздействием окружения Дмитрия-внука объясняется, очевидно, переработка тверского варианта «Родословия литовских князей» в промосковском духе. Заметим, что в Чудовском сборнике находится соборное определение о еретиках (1490 г.), написанное от имени митрополита Зосимы.[466] Позднее Иосиф Волоцкий самого Зосиму считал покровителем «еретика» Федора Курицына и его сподвижников, группировавшихся около Дмитрия-внука.

Тесная связь первоначального текста «Сказания о князьях владимирских» с окружением Дмитрия-внука может быть обоснована и еще одной группой наблюдений. В Воскресенской летописи сохранилась славяномолдавская хроника («Сказание вкратце о молдавских государех»), в которой доказывается происхождение молдаван от римлян. Исследователи основательно датируют ее 80-ми годами XV в., считая ее последние записи (во всяком случае 7005 и 7017, точнее, 7012 г.) позднейшими приписками. А. В. Болдур полагает, что хроника была написана около 1480 г., во время переговоров о браке Елены Стефановны с Иваном Ивановичем, и допускает, что Елена Волошанка «в борьбе с Софией ссылалась на славяно-молдавскую хронику».[467] Это весьма правдоподобно.

В самом деле, византийскому происхождению Софьи в хронике были как бы противопоставлены более древние предки Елены, вышедшие из самого Рима. При этом молдаване имели перед «испроказившимися» греками то преимущество, что сохранили православную веру в борьбе с католичеством (в окружении Софьи и Геннадия известны доминиканец Вениамин и вообще лица, сочувствовавшие католичеству). Вывод же А. В. Болдура, что славяно-молдавскую хронику изготовили именно в 1480 г., не представляется доказанным. Ее мог привезти из своей миссии в Венгрию и Федор Курицын (1482–1485 гг.), на обратном пути посетивший Стефана III: ведь привез же он рассказы о Дракуле. В хронике обнаруживается влияние именно венгерской летописи. Но особенно интересны сходные мотивы хроники и «Сказания о князьях владимирских». В обоих произведениях правящие династии выводятся из Рима, а их врагом выступает папа Формос и католичество.

Итак, первоначальный текст «Сказания о князьях владимирских» (Чудовская повесть) сложился в связи с венчанием Дмитрия на престол. Коронации 1498 г. придавалось важное политическое значение, ибо она должна была способствовать укреплению самодержавной власти. Л. В. Черепнин даже связывает с коронацией публичное оглашение текста Судебника 1497 г.[468] Во всяком случае связь этих двух событий несомненна. «Сказание о князьях владимирских» и связанные с ним памятники («Чин венчания», «Родословие литовских князей») утверждали суверенный характер власти великих князей. Р. П. Дмитриева справедливо отмечает, что попытка связать происхождение русских государей с римским императором Августом отражала гуманистический интерес к римской истории, характерный для эпохи Возрождения.

«Сказание» в первоначальной редакции с его чисто светским содержанием и идеологическим обоснованием великокняжеской власти противостояло «Повести о белом клобуке», возникшей в окружении новгородского архиепископа Геннадия. Если «Повесть о белом клобуке» отстаивала претензии воинствующих церковников на светскую власть, то «Сказание», сложившееся в кругу политических противников Геннадия и кружка Софьи Палеолог, укрепляло идеологические основы великокняжеской власти. Подобное же противоборство идей можно найти в «Родословии литовских князей» и в «Сказании о Мамаевом побоище» (основной редакции). Если в первом памятнике Ольгерд выступает положительным героем, то во втором (возникшем в церковных кругах) он предстает как союзник Мамая вместо реального Ягайлы.

В отличие от передовых европейских стран в России конца XV — начала XVI в. гуманистические идеи только зарождались. Процесс высвобождения человеческой личности из пут церковной идеологии не был завершен. В русском реформационно-гуманистическом движении неизмеримо большую роль играло дворянство, чем бюргерство. Поэтому духовной диктатуре церкви противопоставлялось суверенное государство во главе с мудрым монархом. Эти идеи мы и находим в «Сказании о князьях владимирских» и в «Повести о Дракуле». Позднее они получили развитие в посланиях Федора Карпова и сочинениях Ивана Пересветова.

Падение князей Патрикеевых и Ряполовского