Россия: народ и империя, 1552–1917

До середины XIX века евреи страдали от своего ненормального положения в империи, предрассудков и предубеждений населения и от неспособности правительства провести в жизнь свои благие устремления. Однако тогда не существовало никакой этнической или расовой доктрины, направленной против еврейской нации: таковая явилась продуктом эпохи более развитого национального сознания, когда публицисты начали искать объяснения все более углубляющейся пропасти между русским народом и Российской империей.

* * *

ПРИБАЛТИКА. Противоположное полякам и евреям положение занимала немецкая земельная знать балтийских провинций, отвоеванных Петром I у шведов в начале XVIII века. Немцы поступали на царскую службу по убеждениям и оставались, вероятно, самой преданной из всех этнических групп до самого конца империи, сохраняя верность даже тогда, когда вопрос национальной принадлежности стал ключевым в европейской политике.

На то были свои основания. Из всех имперских элит прибалтийские немецкие бароны являлись единственными, кому просто не с кем было потенциально формировать нацию. На принадлежащих им землях проживали эстонские и латышские крестьяне, которых, конечно, невозможно было идентифицировать с Германией. Далее, с самого начала балтийские бароны обладали такими привилегиями, которых так никогда и не добилась ни одна другая социальная или этническая группа в условиях самодержавия. Петр I подтвердил все корпоративные права и привилегии, которыми бароны пользовались под властью шведской короны, включая право на самоуправление, сохранение лютеранской церкви, германского права и германской судебной системы, а также использование в качестве официального немецкого языка. Они не растворились в российской знати, но сохранили национальное сознание, институты и установления. Последующие монархи подтверждали прежние договоренности, из них позднее позаимствовала некоторые принципы Екатерина Вторая, реформировавшая в 1785 году имперское дворянство (правда, осуществляя свои преобразования, Екатерина также лишила прибалтийскую знать институтов самоуправления, но уже через два десятка лет их восстановил Павел. Далее, на протяжении XIX века никто в эту область не вмешивался).

Столь необычную линию поведения в отношении прибалтийских баронов Петр избрал потому, что видел в них идеальных слуг, которые требовались для проведения задуманных реформ. Бароны обладали длительным опытом корпоративного самоуправления, созданного по западному образцу. Они легко поступали в германские университеты, где лучше, чем где бы то ни было, обучали администриративной науке. Ценным качеством являлась лютеранская вера с ее упором на личную честность и верность государству. В общем, Петр предложил прибалтийским баронам соглашение: подтверждение привилегий в обмен на верную службу Российской империи.

Подобное соглашение не только сохранило привилегии. Молодые немцы, вдохновленные идеалами хорошего правления, сформированными в Йене и Геттингене, не видели возможности применения своих талантов в крошечных княжествах родины. Даже относительно крупная и просвещенная Пруссия уступала России в этом отношении. Россия была огромной и отсталой империей, правитель которой преисполнился решимости использовать ресурсы и мобилизовать население: только там и нигде больше можно было обрести свой шанс. Цари доверяли баронам Прибалтики высокие посты как в вооруженных силах, так и на гражданской службе. На протяжении XVIII и XIX веков из 2867 старших по чину должностных лиц имперской бюрократии 498 (17,4 %) были немецкого происхождения, а 355 — непосредственно из балтийских провинций. Во второй четверти XIX века, когда германское влияние достигло апогея, эти цифры стали еще выше.

Подобно английской аристократии XIX века, балтийская немецкая знать сочетала старинные установления с современным пониманием искусства государственного управления и обычно безжалостной эксплуатацией сельского населения, работавшего в их поместьях. Во всей Российской империи только они практиковали майоратное наследование, предпочитая не делить поместья после смерти владельца. Интерес к сельскому хозяйству сочетался у них с городским и космополитическим образом жизни: Рига и Ревель, центры международной торговли, обеспечивали контакты с Германией и другими странами и позволяли регулярно общаться с людьми самых разных профессий и занятий, говорившими на немецком языке.

* * *

ФИНЛЯНДИЯ. До последней декады XIX века Финляндия являлась самым крупным успехом имперской политики России. Отчасти это объяснялось теми обстоятельствами, при которых Финляндия вошла в состав империи. Провинция Швеции в начале XIX века, она была завоевана русскими во время войны со Швецией 1808–1809 годов.