Джон Бушель и Брюс Меннинг показали: даже несмотря на лучшую организацию, в войне с Турцией 1877–1878 годов российская армия не проявила свои лучшие качества, отчасти по причине неумелого руководства, отчасти вследствие недостаточной обученности, вытекающей из недофинансирования и необходимости тратить время на экономическую деятельность. То же можно сказать и о русско-японской войне 1904–1905 годов.
Несмотря на программу барачного строительства, в конце XIX века условия службы оставались несоответствующими требованиям жизни. Полковое хозяйство по-прежнему имело самодеятельный характер. В 1899 году генерал Драгомиров, командующий Киевским военным округом, отметил в ежегодном докладе, что после летних маневров солдаты «разбредаются по полям, лесам, железным дорогам и строительным площадкам, снимают военную форму, принимают совершенно неподобающий внешний вид, теряют привычку к дисциплине и военную выправку».
Генерал, по крайней мере, сознавал наличие «синдрома Чонкина», опасность того, что солдаты стихийно вернутся к прежнему крестьянскому существованию.
Как показали события 1905–1906 годов, эта опасность была действительно велика. В своем прекрасном исследовании Джон Бушель привел факты попеременного участия солдат в подавлении городских волнений, потом участия в этих волнениях, потом снова в их подавлении. Во всех случаях, полагает автор, солдаты вели себя как крестьяне: настороженно относились как к городским жителям, так и к властям; присоединялись к революции в период, когда режим казался смертельно раненным, но увидев, что это не так, подчинялись приказам начальства. «Солдатская революция 1905–1906 годов явилась особым случаем крестьянской революции».
Что касается революции 1917 года, то, возможно, именно союз солдат и крестьян стал той силой, которая сбросила Временное правительство и способствовала установлению большевистского режима. Милютин сузил разрыв между солдатами и крестьянами, а массовые призывы в годы Первой мировой войны окончательно уничтожили разрыв между ними. Армия, уже давно частично управляемая артелями, совершенно естественно восприняла выборные «солдатские комитеты», провозглашенные Советами. Крестьянская община со своим импровизированным сходом захлестнула армию и подчинила ее себе.
Глава 3
Крестьянство
В ситуации крестьянства, особенно русского крестьянства, наглядно проявляется парадокс этой огромной и в то же время уязвимой империи.
Крестьяне были ее главной опорой: снабжали продовольствием, составляли численную основу армии, наполняли казну. Крестьяне же обеспечивали служилую знать средствами существования, поставляли рекрутов в войска и обеспечивали выплату налогов; с этой целью они были прикреплены к земле и взаимосвязаны круговой порукой. Как говорил в 1727 году князь Меншиков: «Армия так необходима, что без нее государство не выстоит, и ради него мы должны позаботиться о крестьянах, потому что солдат обязан крестьянину… Если нет крестьянина, не будет и солдата».
При всем этом, правительство вовсе не проявляло щедрости и великодушия в своей «заботе о крестьянине». По большей части крестьянам приходилось заботиться о себе самим, поддерживая при этом государство. Самоуправляющиеся общества, общины, в которых жили крестьяне, зародились еще во времена Киевской Руси, а в «Русской правде» по отношению к ним используется термин мир: обычай взаимной ответственности, или «круговой поруки», предусматривал, что ответственность за исполнение повинностей и уплату налогов несет вся община — если какой-то двор не в состоянии внести свой вклад, за него это делают все остальные. Монголы закрепили подобную практику, а на протяжении XV–XVII веков она получила всеобщее признание и повсеместно применялась в связи с раздачей великими князьями «черных» земель, то есть земель, находившихся в собственности государства или ни в чьих руках. Юридическое закрепление круговой поруки произошло в 1649 году с принятием Уложения, составители которого сочли подобную систему наиболее удобным средством обеспечения своевременной и полной выплаты повинностей.