Россия: народ и империя, 1552–1917

Аграрный порядок, основанный на крепостном праве и деревенской общине, развивался на протяжении XVI века и в основном сложился к середине XVII века. Большинство характерных черт оказались крайне живучими и сохранились даже после отмены в 1861 году крепостного права. Наличие лесов на севере и открытых степей на юге и востоке облегчало крестьянам возможность побега, поэтому для удержания их на месте, принуждения к возделыванию земли и исполнению повинностей требовалось умелое и сложное государственное регулирование. В 1580 году временно отменили право крестьян уходить с земли в Юрьев день (в конце ноября, после окончания сезонных полевых работ). В 1603 году переходы запретили окончательно. Земельные кадастры 1581 и 1592 годов устанавливали постоянное местожительство крестьян и служили основанием для востребования и возвращения беглецов назад. Поначалу еще действовало положение, согласно которому через определенное количество лет беглец становился свободным человеком, однако Уложение 1649 года устранило и эту последнюю возможность избавиться от неволи: крестьянин, как и его потомки, пожизненно прикреплялся к участку земли. На практике это означало личную зависимость крестьянина от землевладельца, имевшего над ним административную и судебную власть, и ответственность за исполнение всех повинностей. В связи с тем, что цари с готовностью награждали своих фаворитов и служителей земельными владениями, личная зависимость стала тяжелой долей все более возрастающего числа крестьян. В 1811 году крепостные крестьяне составляли 58 % всего мужского населения России, а в 1858 году, то есть накануне освобождения, их количество сократилось до 45 %.

Наибольшая концентрация крепостных приходилась на центральные районы бывшего Московского княжества, а также на земли к западу и югу от него, завоеванные царями и розданные ближайшим фаворитам и служилым людям. На севере и востоке лично зависимых крестьян было намного меньше, а в Сибири не было совсем. Существовали две основные формы повинности: барщина и оброк. Первая чаще применялась в районах южного Черноземья и степных регионах, где плодородные почвы позволяли с большой выгодой заниматься пахотным земледелием и выращиванием специальных культур. Рабочие руки там ценились очень высоко, особенно в XIX веке, когда некоторые помещики стали использовать передовые сельскохозяйственные методы. В центральных районах, вокруг Москвы, к северу и востоку от нее, земля была намного беднее. Рассчитывать только на доход от сельского хозяйства не приходилось, и крестьяне занимались домашними промыслами или уходили — с разрешения помещика — работать на фабрики и заводы, в рудники или на речной транспорт, отдавая часть полученных денег хозяину.

Посетивший Россию в 1784 году англичанин Уильям Ричардсон писал: «Крестьяне в России… пребывают в состоянии унизительного рабства и считаются собственностью дворян, которым они принадлежат так же, как лошади или собаки». И действительно, в середине XVIII века крестьян продавали на рынке, иногда отдельно от семьи, а безнаказанная жестокость, с которой обращались с ними помещики, напоминала худшие образцы рабства на карибских плантациях.

И все же сравнение не совсем верно — различие между рабами и крепостными крестьянами оставалось весьма значительным. Крепостные платили налоги и подлежали призыву на военную службу, что совершенно нехарактерно для рабства. Но самое главное, что, несмотря на все действия землевладельца и государства, крепостные крестьяне были твердо убеждены — земля принадлежит именно им. Если дело доходило до откровенного обмена взглядами, их стандартный ответ оставался неизменным: «Мы ваши, но земля наша». Исторически, конечно, они были правы, так как они оседали там первыми. Даже с классической либеральной точки зрения доводы крестьян были сильны, ведь они выполняли обязательное для собственника условие, определенное Локком: «То, что человек берет у природы, смешивает со своим трудом и присоединяет к тому, чем владеет сам, становится его собственностью». Воплощением подобного глубокого убеждения служили институты крестьянского самоуправления и ведение ими собственного хозяйства: как мы уже видели, большинство землевладельцев не проявляло интереса к непосредственному управлению, передоверяя это своим управляющим, которые обычно старались достичь modus vivendi с сельской общиной и старостой.

С исторической точки зрения помещик — пришлый человек, и для него самым удобным было приспособиться к существующей аграрной практике, выработанной крестьянами. Обычно он так и поступал, если только не был захвачен идеями улучшения и не преисполнен решимостью воплотить подобные идеи на деле. Кроме того, несмотря на очевидные противоречия в интересах землевладельца и крестьян, у них имелось и нечто общее: стабильность и преуспевание сельской общины. Бедность и нестабильность создавали опасность для помещика и, в конечном счете, для всего государства, причем опасность не меньшую, чем для самих крестьян.