Россия: народ и империя, 1552–1917

Артельная форма организации труда также использовалась в строительстве, рыболовном промысле, на лесозаготовках, при погрузочно-разгрузочных работах в портах и на предприятиях местной промышленности, которые не умещались в крестьянской избе, а требовали специальное помещение. Когда крестьяне приходили в город в поисках работы, артель часто помогала на первых порах найти жилье и подсказать возможные рабочие места. Обычно артельщики вместе снимали несколько комнат, покупали продукты и дрова, а иногда оплачивали услуги повара, готовившего еду. Если они были из одной деревни или уезда, то такая артель называлась землячеством: позднее к ней присоединялись приезжие из той же местности. Когда отец привез юного Семена Канатчикова из Волоколамска в Москву, они присоединились к одной из таких групп. «Мы сняли общее жилье. Артель примерно из пятнадцати человек. Некоторые были холостяки, у других в деревне остались жены, чтобы заниматься хозяйством. За пищу, как и женщине, которая нам готовила, тоже платили сообща. Продукты покупали в магазине в кредит…»

Таким образом, артель выполняла те же функции, что и мир: в отсутствие надежной правовой базы для контрактов обеспечивала возможность ведения коллективной экономической деятельности и в то же время способствовала снижению риска и равномерному распределению трудностей на всех своих работников. Артель могла быть самостоятельной демократической группой людей, ведущих и контролирующих собственную экономическую жизнь в общих интересах; но также могла быть подчиненной и внутренне иерархичной единицей в авторитарной среде. Она даже могла быть одновременно и той и другой, и в этом отношении напоминала МИР. В артелях смешивались самые разные черты: экономические и моральные, демократические и авторитарные.

Нечто подобное общинному устройству мира и артели в средние века существовало во многих частях Западной Европы, но пришло в упадок к XV–XVI векам вместе с падением крепостничества. В России модернизированное абсолютистское государство сохраняло и укрепляло как крепостное право, так и архаичную, замкнутую на себе сельскую общину. Этот парадокс и является ключом к пониманию, почему Россия в XVIII и XIX веках не продвинулась далеко к созданию нации. Такое положение усугубило различие между крестьянами и другими общественными классами, заключив большинство населения, если можно так выразиться, в сельское гетто. В самом сердце империи и дворяне, и крестьяне были русскими, но выглядели по-разному, по-разному одевались, говорили на разных языках, принадлежали к различным мирам.

В книге «Архипелаг ГУЛаг» Александр Солженицын называет зеков особой нацией, со своими отличительными этническими чертами. То же можно сказать и о русских крестьянах XVIII–XIX веков. Дворяне жили в мире, определенном некоей космополитической культурой, привычкой распоряжаться, военной или бюрократической службой, иерархической «Табелью о рангах» и соперничеством за должности и награды. Крестьяне же обитали в эгалитарном мире узкой, местечковой культуры, где решения принимались сообща, а главным приоритетом являлось выживание. Менталитеты, порождаемые в столь разных жизненных обстоятельствах, были взаимонепонятны: отсюда и та пропасть между большинством помещиков и крестьян, существование которой с беспокойством ощущали первые.

«Круговая порука» показывала свои положительные стороны в трудные времена. Если какой-то двор постигала беда — пожар, серьезная болезнь, смерть работоспособного члена семьи, — другие дворы обычно оказывали посильную помощь. Этот обычай не следует толковать как проявление альтруизма: помощь соседу в какой-то степени объяснялась стремлением сократить дополнительное налогообложение для покрытия недоимок, а также частично в надежде получить в случае нужды такую же помощь. Кто знает, что может случиться; как говорили крестьяне: «Бог дает, Бог берет». Получившие помощь при возможности предлагали соседям водку, так что нередко все заканчивалось попойкой, пением песен и танцами. Если пострадавшие были слишком бедны для такого рода благодарности, помощь все равно предлагалась, но без каких-либо ответных обязательств.

Иногда этот обычай касался даже землевладельца. А. Н. Энгельгардт, профессор химии, в 1870 году оставивший кафедру, чтоб стать помещиком в Смоленской губернии, получил предложение помощи от крестьян, бывших прежде крепостными в его имении. Во время разлива реки вода прорвала плотину, и, к удивлению помещика, местные жители сами предложили починить ее, причем бесплатно. Они объяснили это так: то, что случилось, «это, значит, от Бога. Как же тут не помочь по-соседски… Вы сейчас на деньги нанимаете, значит, по-соседски жить не желаете, все по-немецки идти будет, на деньги. Сегодня вам нужно плотину чинить — вы деньги платите, завтра нам что-нибудь понадобится — мы вам деньги плати. Лучше же по-соседски жить — мы вам поможем, и вы нас обижать не будете».