Россия, общий вагон

Тут лысая Шура вернулась из психоделических странствий, слабо махнула рукой в сторону идолища и неожиданно внятно произнесла:

– УБРАТЬ ПРЕЦЕДЕНТ.

Яся захлопала в ладоши. Идолище подавилось остатком текста и окрасилось багрянцем.

– Я вижу, здесь собрались люди, не способные по достоинству оценить...

– Высокое искусство! – подсказала Яся.

Писатель Рахманинов с золотыми зубами, выпивавший на заднем ряду, бурно захохотал.

– ДА, ВЫСОКОЕ ИСКУССТВО! – пророкотал радикал, и Никите показалось, что сейчас идолище бросится на его девочку и проглотит.

– Но несмотря на нападки бездуховных обывателей, – писатель Рахманинов упал и продолжал смеяться уже на полу, – я верю, что в этом зале скрываются и мои единомышленники. – Все подозрительно посмотрели друг на друга. – Я призываю вас, люди доброй воли и неспокойной гражданской совести! – Рахманинов тихо скулил, вгрызаясь в ножку стула – Вступайте в наше Святое Опричное Братство! – Идолище замолчало, выкинуло вперед пухлую длань и изобразило на лице священный экстаз.

В этот момент дверь с грохотом распахнулась. Публика, доведенная Святым Опричником до состояния глубокого катарсиса, обернулась, ожидая увидеть на пороге как минимум воскресшего Гитлера.

Но на пороге, монотонно покачиваясь, стоял снежный человек в косухе. Косуха была снежному человеку мала: рукава заканчивались чуть ниже локтей. Волосы росли повсеместно. В руке йети сжимал наполненный до краев стакан водки. Водка кощунственно разливалась на пол.

– Призрак русского радикализма! – восторженно выдохнула Яська. Призрак обвел почтенное собрание мутным взором, сделал резкий вираж, уронил вешалку и вышел вон. Писатель Рахманинов на четвереньках двинулся следом.

Почему-то на сцене оказалась объемная престарелая поэтесса в газовом шарфике. Кто и зачем позвал это чудо на «радикальный» фестиваль было непонятно. Газовая принцесса возвела очи долу и затянула томную песнь:

– Я боюсь собак, я боюсь кошек, я боюсь мышей, я боюсь тараканов...

На последнем ряду разгоралась тихая истерика. Панк Плакса сдавленно всхлипнул, уткнувшись в коленки.

– Я боюсь дышать, я боюсь говорить, я боюсь спать, я боюсь думать...

– Оно и видно! – прокомментировал Рахманинов, стоявший на пороге с изъятым у призрака стаканом водки.

– Я боюсь своего отражения в зеркале... – Тут засмеялась даже инопланетная Шура.

– Я боюсь, что меня изнасилуют...

– Не бойся, тебе это не грозит! – хором закричали Рахманинов с Яськой.

– Я боюсь, что меня изнасилуют Ленин и Сталин! – веско резюмировала поэтесса и приготовилась читать еще.

Яська пулей вылетела на улицу.

– Помнишь, в «Бесах»? Там собирается омерзительная тусовка революционных недотыкомок? И один какой-то сидит и ногти себе стрижет? Вся башка в сале, весь стол – в ногтях, а он сидит и гундосит про народное благо? – у Яси был гротескный взгляд на мир, и все, что она читала, видела и слышала, трансформировалось в ее сознании до неузнаваемости. – Так вот, те уроды были гораздо приятнее нынешних! От тех просто тошнит! А от этих хочется БЛЕВАТЬ! БЛЕВАТЬ! БЛЕВАТЬ! И ЕЩЕ РАЗ БЛЕВАТЬ!

Яся была в ярости. Никита стал опасаться скандала:

– Пойдем отсюда!

– Ну уж нет! Я им прочитаю свое МАЛЕНЬКОЕ ЛИРИЧЕСКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ!

Яся сжала кулаки и протаранила взглядом ни в чем не повинного поэта Андрея Родионова, который по-прежнему высокомерно спал на асфальте. К распростертому телу поэта стекалась мутная вода. Лицо поэта кто-то заботливо накрыл газетой «Лимонка», по которой надсадно стучал дождь.

Ясю вызвали выступать последней. Никита приготовился к худшему.

– Вы думаете, достаточно вставить в бездарный словарный понос волшебное слово «ХУЙ» – и текст тут же превратится в шедевр авангардного искусства? Что рты разинули? Это не стихи. Это я с вами разговариваю, радикальные, так сказать, ПРЕЦЕДЕНТЫ, – начала Яся, глубоко затягиваясь сигаретой.

– Здесь не курят, – испуганно шепнул заслуженный литературный гей, но это было бесполезно.

Яся стремительно набирала обороты. В зале стояла гробовая тишина.

– Короче, УБРАТЬ ПРЕЦЕДЕНТЫ! О них и говорить не стоит! Теперь я скажу пару слов тем, кто на самом деле пытается писать стихи. Мир уже тысячу раз изменился! А вы продолжаете играть на гуслях и петь, подражая Гомеру! Ваш язык был адекватен окружающему миру два столетия назад! Сейчас двадцать первый век! Каждая эпоха требует своих слов! Надо говорить с миром на том языке, который он понимает! Наш дивный новый мир понимает только язык жестокости и насилия! Язык прямого разрушительного действия! ДЕЙСВТИЯ, а не слов! Вы слышите меня, современные литераторы?! Слова больше не нужны! Самое гениальное на сегодняшний день произведение Нового Искусства было явлено миру 11 сентября 2001 года! Кто рискнет повторить?!

Яся перевела дух. Народ безмолвствовал.

– Ну, ладно, чего испугались? Напоследок я все-таки прочитаю вам маленькое лирическое стихотворение.

Публика облегченно завозилась. Писатель Рахманинов залпом допил водку.