Россия, общий вагон

Поселок Дудки был построен вокруг туберкулезной больницы. Время и дикий капитализм подточили бетонный забор, ограждавший здоровых дудкинцев от пациентов диспансера. Больные хлынули в поселок. Бритые черепа и татуированные плечи замелькали в непосредственной близости от сонных поселковых красавиц. Красавицы тоже стали покашливать и выпивать с немногословными носителями заразы.

Жизнь и смерть в поселке Дудки вступили в странный симбиоз. Бывший морг как единственное помещение с холодильником переоборудовали в продовольственный магазин. Трупы увозили в соседний населенный пункт на микроавтобусе. На обратном пути автобус загружали продуктами для дудкинского сельпо.

А еще в поселке Дудки была свалка. Прямо на живописном берегу Волги. На свалке потомство сонных красавиц и пациентов туберкулезной лечебницы играло с капельницами и шприцами.

– По инструкции, они должны сжигать использованные приборы! – кипятился Саша Агаджанов, единственный человек, не разделявший всеобщего фатализма. – Там же кровь! Все инфицировано! Легионы палочек Коха! Я уже не говорю о детях, но пойдут дожди посильнее – и все это смоет в Волгу! Будет катастрофа на несколько областей! Это диверсия! Это чахоточный Чернобыль!

Никита уже начинал чувствовать, как вездесущая зараза просачивается сквозь подошвы и жадно вгрызается в его организм. Особенно впечатляли «легионы палочек Коха», которые, казалось, печатали шаг по кривым дудкинским улицам и глумливо салютовали одинокому трибуну, застывшему на вершине свалки в позе античного отчаянья.

Однако на самом деле в Дудках все было спокойно. Отрешенная барышня в малиновой куртке влекла мимо свалки чумазое дитя. Увидев, что отпрыск измазался в конфете, красавица присела на корточки, зачерпнула воды из лужи и стала умывать ребенка.

– Вы с ума сошли! Это же антисанитария! – прыгнул к заботливой матери Агаджанов.

– Сам ты антисанитария! – флегматично отмахнулась девушка. – Ты мне ребенка заделал? Не ты! Вот и отдыхай. Свалился на голову! Санитария блаженная!

Из-за руин больничного забора возникло неопределенного пола существо в белом халате.

– Сашка! Ирод! Ты кого опять на свалку приволок?! Чтоб тебя черти в ад забрали!

– Зачем вы так, Ольга Ивановна! Зачем чертей сулите? – горько отвечал Агаджанов. – Я же о вас забочусь! О вашем здоровье и здоровье ваших детей!

– Пошел ты! Заботливый! Женись! И жену воспитывай! А от меня отстань! Никакой жизни от него! – Ольга Ивановна Потебенько, которую все в Дудках для краткости звали Поебенькой, выругалась и продолжила путь к гастроному.

– Если такое равнодушие со стороны старшей медицинской сестры, чего же ждать от остального персонала и тем более больных! – печально резюмировал Саша.

Через полчаса Никита, присевший на крыльцо больницы, был уже в курсе всей Сашиной эпопеи. Истосковавшийся по внимательному слушателю, он вываливал из кожаного портфеля на колени Никите груды писем и официальных запросов во все органы власти.

Саша бился не только за строительство забора и ликвидацию опасной свалки. Саша требовал, чтобы в поселок провели телефон, чтобы в Дудках появился свой участковый, чтобы все жители были подвергнуты обязательной вакцинации. Заботило его и «просвещение населения в области личной гигиены и культуры речи». И издание брошюры «Меры профилактики при контакте с больными туберкулезом». Много тем затрагивал молодой учитель в своей бурной, хотя и односторонней переписке с государством.

Довольно быстро Никита потерял нить рассказа. Хождения по приемным сливались в одну бесконечную песню с рефреном «но мне отказали».

И тут у них над головами грянул гром.

– Все компромат собираешь?! – рявкнул главный врач Степан Саввович, уже несколько минут слушавший сбивчивый Сашин рассказ. – А это кто? Почему посторонние на территории больницы?!

– Степан Саввович, ваши больные по всему поселку расхаживают, значит, и посторонний может на территорию пройти. Забор-то давно починить надо, – вкрадчиво парировал Агаджанов. – К тому же это не посторонний. Это журналист.

Никита удивленно прислушался.

– Еще чего не хватало! Журналюг начал таскать! Совсем рехнулся? Или, может, на выборы собираешься? – загрохотал Степан Саввович. – Что за журналист? Имя!

– Арамис, – серьезно и важно ответил Никита.

– Что-что? – главврач от удивления растерял весь гнев.

– Арамис Ростиславский. Газета «Культура Курбы». Специальный корреспондент. – Никита потряс остолбеневшего Степана Саввовича за увесистую ладонь. И пользуясь его временной дезориентацией, строго спросил:

– Когда забор восстановите?

Агаджанов восхищенно присвистнул. Главный врач улыбнулся:

– Забор здесь абсолютно ни при чем. Это только Агаджанов у нас думает, что палочки Коха, дойдя до забора, будут разворачиваться и дисциплинированно возвращаться обратно. А палочки Коха так не думают! Они через любой забор преспокойно переправляются! И если бы Агаджанов что-нибудь смыслил в медицине, он бы зря воздух не сотрясал. Так и напишите в своем... хм... издании!