Россия перед лицом истории: конец эпохи национального предательства?

Прежние системы взаимодействия общества и живущих в нем религий, оформленные в государственные институты, этому взрыву не соответствуют и прогибаются под его давлением самым разнообразным образом, который часто вызывает общественный протест сам по себе. Стоит вспомнить передачу церкви школ, музеев и детских садов, строительства «гундяевок» (как успели окрестить в Москве «храмы шаговой доступности») и мечетей (стихийный митинг против одной из которых под неформальным лозунгом «Мы хотим остаться братьями с мусульманами» собрал в тихом Митино более 2 тысяч человек), введение в школах преподавания основ религий. Атеисты увидели в последнем мракобесие и ущемление их прав, государственно мыслящие люди — усугубление раскола общества по религиозному принципу, а многие верующие родители — наглое и ничем не спровоцированное покушение на чистоту веры (ибо они вполне разумно предпочитают, чтобы их детей учил по выходным доверенный священник, а не непонятно кто, взявшийся неизвестно откуда).

Этот список можно продолжать долго, но главное не в бесконечно разнообразных и крайне интересных самих по себе фактах, а в том, что они означают: прежняя система взаимодействия религий и общества, закрепленная государственными институтами, сформировавшаяся в позднесоветское время, категорически не соответствует реалиям религиозного возрождения и становится неадекватной, а часто и попросту вредной.

Значит, чтобы она не разрушала общество, а укрепляла его, ее надо менять.

Эпоха «большого извинения» завершена

Хочу подчеркнуть: данный материал ни в коей мере не посвящен внутренним проблемам тех или иных церквей, которые тоже болезненны для общества. Речь идет лишь о институционализированных государством механизмах взаимодействия общества как целого с его конфессиональными частями.

Если судить по интернет-опросам, охватившим почти 5 тысяч человек, то, несмотря на их понятную нерепрезентативность, общество демонстрирует поразительное единодушие в своем отношении к общественному положению церквей: 55 % полагает, что они должны быть «полностью отделены от государства и быть равноправными с другими общественными организациями».

22 % высказалось за контроль государства над церквями в той или иной степени: 10 % — за советскую модель, при которой «церковь формально независима от государства, но на деле жестко контролируется им», по 6 % — за существование церкви в качестве части департамента Минюста и за отделенность церкви от государства при праве последнего запрещать священнику проповедовать.

10 % опрошенных высказались, напротив, за контроль церкви над государством: 7 % в моральном плане и лишь 3 % — непосредственно (что меньше заявивших о безразличии к теме — 6 %, и о затруднениях с ответом — 5 %).

Однако принципиально важно, что это стремление общества, в целом выражаемое чеканной формулой «церковь отделена от государства, а школа от церкви», не имеет никакого отношения к сегодняшней реальности.

Сегодня церкви являются отнюдь не «обычными» некоммерческими организациями: они не подлежат основной части регулирования в этом качестве, в определенной степени неподсудны гражданскому суду, не платят налогов и, соответственно, не несут ответственности перед обществом, к которому они принадлежат и в котором они функционируют.

Эта исключительность была естественной и оправданной для «эпохи большого извинения», которой стали 90-е и «нулевые»: исключительные экономические и административные преференции церквям были формой компенсации за их ограничение в позднесоветский период.

Вместе с тем все более агрессивная экспансия религиозных фундаментализмов, в принципе не принимающих Россию как единый общественный организм, свидетельствует об исчерпанности конструктивных возможностей этой модели. (Стоит отметить, что возвращение шариатских судов вкупе с убийствами за нарушение религиозных норм «в отдельных регионах», как принято писать на бюрократическом воляпюке, является лишь одним из многих тревожных «звоночков»).

Извинения принесены, — причем не только словом, но и делом, — и Россия уже давно поняла, что требующие от нее превращения всего ее будущего в одно сплошное покаяние за грехи и ошибки прошлого (будь то сталинские репрессии, возмущение аморальным поведением целого ряда предреволюционных служителей культов, или недостаточно гуманное отношение к бандеровским бандитам, которых даже фашисты в деловой переписке называли «дикими зверями»), как правило, просто хотят ее убить.

Влияние на общество порождает ответственность перед ним