Россия, подъем! Бунт Расстриги

Существовала концепция, может быть, в XIX веке, концепция интеллигенции как сословия, которое несет знание в массы, несет образование. То есть народ в этот момент представлялся ребенком, странным ребенком, который надо учить. Не бить, а наущать. Потому что в XVIII веке народ надо бить по роже, слева-справа. Перчаточкой, может быть, рукавичкой. А в XIX веке появляется Гоголь, который пишет «Избранные места из переписки с друзьями», «Письмо помещику», появляется, наконец, «Народная воля» и «Черные переделы», всевозможные народники, которые идут в народ преподавать русский язык, грамоту, учить русских крестьян. Их за это русские крестьяне порют вилами, протыкая животы, вспарывают их, бьют их по голове топором и всячески с ними расправляются. Ну, нечего тут учить нас, понаехали. Но я всегда думал, что эта концепция проникла каким-то ядом в меня, может быть, в советской школе еще, когда я учился, что искусство и вообще культура должны нестись народу. Симфонические оркестры должны ездить по деревням, как это было в Советском Союзе.

Я хочу сказать следующее: сама концепция, что интеллигенция должна народу, была заменена в конце 90-х – начале 2000-х при огромных усилиях творческих людей в России, начальников, телеканалов. Концепция была заменена на то, что мы должны идти за народом, а не нести народу. Давать народу, что он хочет. Народ хочет обрыгаться где-то – значит, надо дать ему обрыгаться. Это будет иметь рейтинг. Народ хочет по харе кому-то съездить или увидеть, как кто-то бьет, – значит, надо дать ему это. Бабенки хотят всплакнуть над судьбой какой-нибудь цыганской девочки – значит, это надо дать бабенкам. Бабенки должны посмотреть на это и всплакнуть, пойти умыться, чайку попить потом в своих крошечных квартирах. Не идти к народу, не нести народу, а угощать народ вчерашней блевотиной стало лозунгом перелома веков. Это так. Теперь мы удивляемся. Мы должны удивляться или нет?

«Пипл хавает». Это универсальное оправдание. Но я не обвиняю Киркорова. Я обвиняю строителей, верстальщиков. Я обвиняю руководства телеканалов. Потому что они пошли в паскудство с начала 2000-х. Они объявили, что «пипл хавает». Надо вытеснять людей из интеллектуальной сферы. Затем, чтобы их маргинализировать и создать некий нормальный средний класс. Для того чтобы создать нормальный средний класс, который просто жрет и гадит. Вот что создали телеканалы и руководители искусства. Они создали, в сущности, деполитизированные и деинтеллектуализированное быдло.

Я говорю в эфире прямом 2,5 часа. И стоит мне вякнуть, выкрикнуть, гавкнуть что-то по телевизору, как мне потом об этом сообщают все в магазине, потом все гаишники, так далее. Да, ко мне подходят люди, которые берут меня за руку, которые трогают меня за плечо, которые подводят ко мне детей, рассказывая, что они видели, как я гавкнул что-то на 15 секунд по телевизору. Они думают, что я священная фигура, раз меня показывают по телевидению. Вы говорите, телевидение отмирает? Не смешите меня. Есть единственная вещь, которая расцветает. Расцветает только телевидение. Все остальное отмирает. Потому что интеллект отмирает потихонечку.

Советский Союз имел интенцию, направление мысли имитировать интеллигентность. Даже быдло боялось быдлячить. Заняв любой пост, человек вынужденно имитировал интеллигентность. Иногда это было комично, как «мещанин во дворянстве». Но само направление мысли, устремление к интеллигентности, к культуре, к бравированию…

Это была не квазикультура. Всегда и всюду в мире на планете Земля большинство занято имитацией жизни. Имитацией других людей. Подавляющее большинство сейчас в Миннеаполисе, в Новом Орлеане, в Пенсильвании, в Москве заняты имитацией чужой жизни. Основная масса людей имитирует чужую жизнь. Они лишены спинного хребта, у них нет позвоночника вообще никакого. Чужая жизнь и есть их хребет. Как у черепахи панцирь, так для человека панцирь – это общество. Только в Советском Союзе этим панцирем были интеллигентность и служение науке.

Я – советский студент. Хосе Гвадалупе Мартинес Гарсиа, мой друг, привез мне «Архипелаг ГУЛАГ», на испанском. Я его на русском так и не читал никогда. Кроме этого мне давали Ахматову, мне доставали Цветаеву, мне доставали Серебряный век, который издавался в Советском Союзе. Издавался тиражами больше, чем сейчас. Просто советский народ был таков, что он сметал миллионные тиражи. Если издать что-то 40 тысяч экземпляров сегодня, то это огромное событие в жизни издательского бизнеса. Это событие. Издай в Советском Союзе в 80-м году Ахматову 40 тысяч экземпляров, сметена будет за два часа. Уже к вечеру этого дня. Издание 40 тысяч сегодня событие. А в Советском Союзе такого издания хватило бы на два часа торговли. Советский Союз действительно был таков, что, заходя в метро, ты видел, как у всех открыты книги. Читали под столом книги в офисе, чтобы начальник не видел. Потому что надо было прочитать книгу и отдать.