Россия. Погружение в бездну

Надо сказать, что разработчики плана «Икс» явно пересолили, чересчур драматизируя предстоящие события и предусматривая меры, не симметричные действиям ГКЧП. До штурма Белого дома дело не дошло, «а к окружавшим дворец баррикадам, как потом рассказывали [очевидцы], так никто и не приближался»[883]. И вовсе не потому, будто «намерения хунты оказались не адекватны ее реальным возможностям», как считает А. А. Истомин[884], а потому, что подобной задачи гэкачеписты не ставили[885]. Ведь самому А. А. Истомину в первый же день «путча» стало ясно, что «переворот какой-то «ненормальный» — по сравнению с типичными военными переворотами, например, где-нибудь в странах «третьего мира». ГКЧП, объявив войну демократии, казалось, не спешил разворачивать боевые действия, ограничиваясь демонстрацией силы»[886]. Однако и «демонстрация силы» была настолько вялой и нерешительной, что никого не устрашала. Невероятно, но факт: колонны бронетехники двигались по улицам Москвы неспешно и останавливались на красный свет светофоров, вызывая тем удивление у наблюдателей[887]. Уличное движение, по свидетельству ехавшего 19 августа в машине с Лубянки в Ясенево генерала КГБ Шебаршина, продолжалось «обычным порядком» и пришлось «задержаться лишь минуты на три на проспекте Вернадского у выезда на кольцевую дорогу»[888]. Поразительно, что управление войсками, введенными в столицу, осуществлялось если не полностью, то, во всяком случае, частично из Белого дома. Генерал Кобец рассказывает: «Я постоянно связывался с Калининым (командующий Московским военным округом. — И. Ф.) по телефону, иногда чуть ли не по нескольку часов не отнимал трубку от уха. Я ему: Николай Васильевич, такой-то полк такой-то дивизии идет по такому-то маршруту. Останови! Дай такую-то команду! Не вздумай ничего сделать! Не вздумай дополнительные силы! И он выполнял это»[889].

К. Кобец, кроме того, звонил утром 19 августа начальнику связи Генштаба генералу В. Лисовскому и начальнику связи Генштаба генералу В. Зарембо с просьбой «помочь ему со связью и передачей в войска обращения Ельцина. Как мы знаем сегодня, просьба была выполнена. Более того, Кобец говорил, что даже когда были соответствующие комиссии, направленные начальником Главного оперативного управления, чтобы найти, где мы «присосались» к системе связи, с тем, чтобы нас парализовать, то генерал Зарембо им ничего не показал, не пояснил, действовал очень хорошо. Подтверждают свои «хорошие» действия и они сами»[890].

Наряду с К. Кобецом, командирам звонил также В. Иваненко, о чем сообщает Гайдар, находившийся в то время в Белом доме: «Иваненко непрерывно связывается по телефону с командирами Московского военного округа, внутренних войск, частей КГБ. Говорит примерно одно и то же: звоню по поручению Ельцина, не ввязывайтесь в это дело, держите личный состав и технику в стороне…»[891]«Командиры», видно, слушались Иваненко. ГКЧП, следовательно, сохранял себе на погибель телефонную связь Белого дома с внешним миром. Что это: просчет или намеренность?..

Цель распоряжений, отдаваемых Кобецом, заключалась, по всей видимости, в том, чтобы вызвать путаницу и неразбериху в прохождении по Москве армейских соединений. И она была достигнута: «В общем, получилось черт знает что, какое-то хаотичное движение. И дисциплина уже была нарушена»[892]. Так развивалась военная ситуация в Москве.

Что касается Ленинграда, то командующий Ленинградским военным округом генерал Самсонов вообще не отдал приказ о вводе войск в город, ограничившись заявлением по телевидению утром 19 августа о введении чрезвычайного положения. Но то были только слова, не подкрепленные реальными действиями. Более того, Самсонов пообещал Собчаку не вводить войска в невскую столицу[893]. Поэтому в Ленинграде не удалось, как в Москве, создать хотя бы видимость вооруженного сопротивления «путчистам». И тем не менее в демократических СМИ много говорилось о сопротивлении «путчу» в Ленинграде. А в западной печати распространялась даже легенда о том, будто Собчак 19 августа 1991 года «смог остановить путч». И эта заведомая чушь выносится на обложку его книги «Жила-была коммунистическая партия», чтобы создать автору имидж решительного борца с гэкачепистами[894].