Россия. Погружение в бездну

По версии В. С. Павлова, «именно заказной характер разгрома кадров (МГК. — И. Ф.) обеспечил Ельцину «крышу». Ранг министра СССР при существующей должности первого заместителя председателя Госстроя СССР был дарован специально для него. Все привилегии и блага, с которыми он так громко воевал на публике, — «Чайка», дача, поликлиника, паек, путевки и т. п. — все было сохранено»[627]. Словом, Горбачев поместил его в теплую и тихую гавань. Но это-то и было невыносимо для Ельцина с его непомерным честолюбием.

Можно представить, как он, совсем недавно обладавший высоким положением и головокружительной властью, от которой зависели многие людские судьбы, мог все это пережить. У Ельцина было такое чувство, что мир, в котором он жил и работал прежде, «грубо вышвырнул» его[628]. И он, по-видимому, затаил глубокую обиду, переросшую затем в неистребимое желание разрушить этот мир. Ему удастся исполнить свое желание. Но пока его терзали душевные муки. Они остались в памяти надолго. «Часто в ночные бессонные часы, — писал он позже, — я вспоминаю эти тяжелые дни, быть может, самые тяжелые дни в моей жизни. Горбачев не задвинул меня в медвежий угол, не услал в дальние страны, как это принято было при его предшественниках. Вроде бы благородно — пощадил, пожалел. Но немногие знают, какая это пытка — сидеть в мертвой тишине кабинета, в полном вакууме, сидеть и подсознательно чего-то ждать… Например того, что телефон с гербом зазвонит. Или не зазвонит»[629]. Но телефон молчал, усугубляя «мертвую тишину кабинета». Будучи в состоянии «психологического надлома», Ельцин впадал в депрессию, находясь в «полном трансе»[630]. На него в такие минуты «было тяжело смотреть»[631]. Он страдал от «безлюдья» и «безвластия».

Страсть к власти самая, пожалуй, яркая черта индивидуальности Ельцина. В. В. Костиков, наблюдавший за ним с близкого расстояния, пишет: «На личность Ельцина мощно воздействовали два фактора — его характер, сильный и властный, во многом нетерпимый, и система тоталитарной власти, в которой он сформировался как государственный деятель. Эта власть, мощная, все подчиняющая, но, в сущности, искусственная и извращенная, вошла в его плоть и кровь, и он не мыслил своего существования без нее. Она стала для него едва ли не главной ценностью жизни. Когда судьба поставила его перед жестоким выбором «жизнь или власть», он, с риском для жизни, выбрал власть. Достаточно легко воспринимая утраты политических друзей, он не мог себе представить утрату власти. Из трех «губительных страстей», которые выделяет известный голландский философ и теолог Янсений, — «страсть чувств» (libido sentimenti), «страсть знаний» (libido sciendi) и «страсть власти» (libido dominandi), именно последняя является доминантой характера Ельцина»[632].

Характерные признания делал и сам Ельцин. «Быть «первым», — говорил он, — наверное, это всегда было в моей натуре, только, быть может, в ранние годы я не отдавал себе в этом отчета»[633]. Он сам создал себе собственный образ «волевого, решительного, жесткого политика»[634]. Ельцин верил в свое особое предназначение и в то, что находится «под какой-то неведомой защитой»[635]. Вот и любимый внук «Борька чем-то напоминает деда. По характеру заводила. Любит быть лидером среди ребят. Настоящий пацан, может подраться»[636].

Итак, Горбачев собственными руками сотворил себе такого «ловкого и безжалостного противника», какого, по верному замечанию Д. Боффы, у него еще не было[637].

Конечно, ельцинские качества бойца и лидера могли остаться втуне или получить иное приложение, не будь «перестройки» и острой политической борьбы в стране, развернувшейся в последние годы нахождения у власти Горбачева. Его неопределенность, непоследовательность, лавирования, отступления, обусловленные осторожностью и желанием не загубить начатое дело, казались многим демократам, не посвященным в тайну прораба «перестройки», не способными довести ее до логического конца. Они метались в тревоге и страхе за свое будущее, искали лидера, который мог бы завоевать народное доверие и симпатии масс. Однако такого политика в своей среде они найти, естественно, не могли. И вот тут судьба им подарила Б. Н. Ельцина.

Ореол гонимого и слава борца с привилегиями номенклатуры сделали свое дело: на мартовских 1989 года выборах в народные депутаты СССР Ельцин получил в Москве свыше 80 % голосов. Вместе с А. Д. Сахаровым, Ю. Н. Афанасьевым, Г. Х. Поповым он создает Межрегиональную депутатскую группу и становится, по выражению Е. Г. Боннэр, «своим» у демократов. Однако настоящий взлет Ельцина — избрание его в мае 1990 года Председателем Верховного Совета РСФСР.