Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре

Действительно, европейским дворам казалось, что, хотя поход Наполеона в Россию и потерпел неудачу, новая военная кампания развернется весной 1813 г. между Неманом и Вислой, а театром военных действий станут Польша и Пруссия. Последняя, как союзник Наполеона, вынуждена будет не только подвергнуть свою территорию военному разорению, но и содержать французскую армию, французскую администрацию, французские гарнизоны в прусских крепостях и предоставить для ведения войны не только все наличные вооруженные силы, но и все возможные резервы – материальные и людские. Все это грозило Пруссии неизбежной экономической, военной и политической катастрофой. Речь, таким образом, шла не о выгодах или потерях, а о существовании самого Прусского государства.

К этому времени, уже осенью 1812 г., между союзниками Наполеона уже возникли трения относительно взаимных обязательств. Еще 8 октября 1812 г. в Вильно к герцогу Бассано прибыл прусский статский советник Бегуэлин с рекламациями прусского правительства. Их общая сумма в тот момент составляла 88,7 млн. франков, включая стоимость реквизированных французской армией в Пруссии 67,7 тыс. лошадей[731]. 4 ноября Наполеон потребовал от Пруссии заменить понесших в походе на Москву большие потери 2-й Гусарский и Уланский маршевый полки, а также увеличить на 1 тыс. кавалерии и на 4 тыс. пехоты прусский контингент в составе X корпуса Великой армии[732]. Это требование Берлин отклонил, ссылаясь на финансовые затруднения. Одновременно в прусской столице увязывали выполнение своих обязательств по союзному договору с возмещением Францией указанных претензий по рекламациям.

Масла в огонь подлил прусский уполномоченный в Вильно Круземарк, описавший прусскому канцлеру Карлу А. Гарденбергу в письме из Вильно от 21 ноября 1812 г. развал французской армии. И хотя Круземарк насчитывал тогда в рядах отступавших французов не менее 65 тыс. чел., однако эта численность французских была расценена европейскими дворами как неправдоподобная[733].

События, между тем, развивались с невероятной быстротой. Наполеон, 5 декабря 1812 г. бросивший армию, 14 декабря прибыл в Дрезден, откуда написал письма австрийскому императору и прусскому королю. В них он просил своих союзников увеличить их контингенты. Больше того, Наполеон просил Пруссию, сверх обязательств по союзному договору от 24 февраля 1812 г., сформировать отдельный корпус численностью 30 тыс. чел.[734].

Почти в то же самое время, 15 декабря, в Берлин прибыл адъютант Йорка майор А.Ф. Зейдлиц, который доложил королю о сделанных командующему прусским корпусом русских предложениях. Ввиду очевидного поражения французов, Йорк испрашивал инструкций относительно дальнейшего поведения прусских войск[735]. Выдвинутые одновременно требования России и Франции побудили Пруссию быть особенно осторожной, дабы не сделать опрометчивых шагов, имея в виду еще не завершившиеся переговоры с Австрией. С точки зрения Берлина, особое значение имел не только тон письма Наполеона, но и в особенности содержавшаяся в нем просьба сформировать из прусских войск отдельный корпус, наподобие австрийского. Это означало ревизию Тильзитской системы, поскольку ставило бы Пруссию, наравне с Австрией, в равноправные союзнические отношения с Францией, вопреки франко-прусскому договору 24 февраля 1812 г.

Это был большой соблазн для Берлина. Гарденберг в тот же день, 15 декабря, в беседе с французским послом в Берлине Сен-Марсаном, сформулировал условия, при которых Пруссия готова выполнить просьбу Наполеона. Чтобы занять достойное место союзника французского императора и образовать «барьер на Севере», Пруссии необходимо получить Польшу, хотя бы сделав прусского короля королем польским, и предоставить ей гегемонию в северной Германии[736].

20 декабря 1812 г. в Берлин прибыл адъютант Наполеона и его личный посланник граф Нарбонн. 21 декабря он встречался с маршалом Ожеро, командующим французским XI корпусом, войска которого занимали Пруссию. Ожеро, более реально, нежели Сен-Марсан, оценивавший сложившуюся ситуацию, предупредил наполеоновского эмиссара, что отступающие французские войска грабят страну и провоцируют беспорядки, могущие вызвать антифранцузское выступление, несмотря на всю лояльность прусского кабинета французскому императору. Для контроля над ситуацией и для наведения порядка в отступавших частях в прошлом Великой армии Нарбонн и Сен-Марсан потребовали от Гарденберга установить кордоны прусских войск на Одере и Эльбе. Прусское правительство встретило это требование благосклонно, так как видело в этой мере, так же как и в просьбе увеличить свой воинский контингент, средство негласного усиления самостоятельной прусской армии[737].