Россия: прорыв на Восток. Политические интересы в Средней Азии

Поэтам сопротивления противостоят в определенной степени некоторые рифмоплеты, которые занимали в отношении захватчиков дипломатическую позицию, одновременно высмеивая то, что они называли трусостью воинов, и прославляя завоевателей из России. Оды победителям были одно время распространены настолько, что создавалось ошибочное впечатление, будто такие панегирики, представлявшие собой лишь один из традиционных жанров среднеазиатской поэзии, составляют основное содержание местной литературы. На самом деле в течение всего столетия после захвата русскими Ташкента стихи такого рода, искусственные по духу, намеренно поощрялись в качестве ритуального восхищения царями, партийными секретарями или русской культурой. То, что комплементарные стихи, написанные в 1865 году, которые высмеивали собственные армии, предназначались в равной степени для потребления как русских, так и местных жителей, вполне возможно. Однако по крайней мере один пример из военной поэзии «Приход русских» (1891) со всей очевидностью также свидетельствует о негодовании горожан в адрес бездарных защитников, которые до падения Ташкента слишком рьяно отстаивали свое право управлять:

Ходили слухи
В городе по имени Ташкент:
«Русские собрали войска».
Народ стал укреплять стены.
Беки и чиновники тоже вышли
И строили укрепления.

Не желая вступать в битву, они говорили «могущественный царь»,

А потом стали спасаться бегством.
Головачев шел напролом.
Пришлось обороняться.
Говоря: «Алимкул не пришел», —
Беки замешкались, не зная, что делать.
Головачев, все круша, прибыл
К городу Чимкент,
Расставил солдат
На посты.
Сартские беки сказали:
«Он не пойдет на Месджит».

Но не прошло и сорока дней, как

Он стал приближаться к Ташкенту.
Главнокомандующий Алимкул
Стойко сражался;
Горожане ему помогали,
Но собственные солдаты Алимкула сообща
Застрелили и похоронили его.
Головачев вошел в Ташкент.

После падения Ташкента русское наступление в Средней Азии энергично развивалось по всем направлениям, что служило предостережением о грозной опасности для эмирата и ханств (Бухара, Хива и Коканд), а также оставшихся кочевников. Тем не менее соперничающие кланы не смогли объединиться. Поэты, такие как образованный туркмен Гаиб Берды Мыскин Клыч (мулла Клыч) (1845–1905), увековечивший в стихах кровавую резню русскими туркменского населения Гёк-Тепе, составили перечень военных поражений и жестоких подавлений. Один нюанс, характерный для городов с прочными мусульманскими традициями, следует выделить особо. Он заключался в подчеркивании того, что русское вторжение явилось религиозной войной, позорящей ислам:

Пришел русский и захватил твою страну;
Он опустошил мусульманскую родину:
Отнял твою религию, что осталось?
Твоя судьба, Хорезм, зависит от русского.

Туркменский поэт Кёр-Молла (1874–1934) писал:

Если эти [русские] останутся среди нас надолго,
Они потихоньку отлучат нас от веры!
Они отлучат нас от старейшин, от святых!
Они отлучат нас от всех мусульман!
Они лгут, пьют вино-водку!
Друзья, только Аллах спасет нас от этих нечестивцев!

История и поэзия о русском нашествии

Печальная сага о поражениях, подобно воспеванию легендарных побед над могущественными властителями прошлого, отображалась главным образом в стихах и исторических хрониках. Они творились художниками, чьи представления о том, что прекрасно и правильно, значительно влияли на изложение. Форма, которой пользовались авторы, разнилась в основном в построении стихотворных и прозаических отрывков, в пропорции стихов к прозе, чагатайского языка к персидскому, но ни один среднеазиатский историк, заслуживающий этого звания, не пренебрегал в своем повествовании стихами.