В отличие от казахов и киргизов кочевые туркмены испытали меньше давления со стороны русских, потому что территория Туркмении представляла собой главным образом непривлекательную пустыню, а туркмены до 1865 года редко оказывались в положении неминуемого столкновения с русскими войсками. Внешние сношения между туркменскими родами и русскими по вопросам торговли и покровительства начали завязываться в XVII веке. Однако туркменские роды Мангышлака беспокоили серьезные продвижения русских в направлении ханств, а также неприемлемые требования со стороны хивинских и бухарских союзников или, скорее, хозяев. Они послали в 1745 году своих представителей в Санкт-Петербург просить покровительства России. Эти туркменские роды затем оказали услуги России, включившись в карательные акции по преследованию калмыков, которые в 1771 году бежали в Джунгарию, а также выступали против отрядов Пугачева в 1773–1774 годах. Об этом свидетельствовал Пирали в письме Екатерине Великой.
Хотя туркмены вновь приняли в 1791 году присягу верности России, это, судя по всему, не отразилось на позднейших отношениях сторон. Дипломатические представители Туркмении появлялись в российской столице также в 1802, 1811–1812 годах и в 1824 году. Они по-прежнему просили у царя и в 1798 и 1835 годах защиты от врагов-азиатов или персов. Парадоксального, пока туркмены отправляли петиции царю с просьбами о протекции, русские торговцы требовали жестких мер против туркменов, которые преследовали русские торговые караваны и рыбаков. Между туркменами и русскими так и не было достигнуто никаких долгосрочных соглашений по какому-либо важному дипломатическому вопросу до мирных договоров, навязанных русским оружием через два десятилетия после 1865 года.
Политика властей
В целом политика властей Средней Азии в отношении России со времени Тимура в конце XIV века, видимо, оставалась по существу пассивной, за исключением сферы торговли. Из-за огромных пространств, разделяющих населенные регионы, разительного несовпадения в климате и труднодоступных пустынь мусульманские правители всегда рассчитывали на естественные преграды внешнему вмешательству. Кроме того, некоторая апатия, порожденная слабым физическим состоянием из-за болезней, пристрастия к наркотикам, недоедания, и другие факторы сочетались со склонностью воспринимать неуправляемую международную обстановку как божественное предопределение. Поэтому, хотя религиозное рвение и горячая приверженность к политической независимости побуждали порой ханов выступать против христианского агрессора, их позиция оставалась почти всегда главным образом оборонительной и выжидательной. Вне коммерции, которой они отдавали всю энергию и умение, их политика, если можно так назвать фрагментарные и спорадические властные проявления, должна определяться как реагирование, а не инициатива.
Позиция России отнюдь не противоречила такой политике. В ней допускались некоторые оборонительные черты, которые особенно проявлялись в приверженности идее использования таких буферных образований, как Касимов и Ташкент, для защиты от азиатов. Одной из основополагающих целей, когда Россия достигла казахской территории, стало обеспечение безопасности границы. Насущная необходимость защиты этой границы от казахов в течение всего XVIII века только вырастала.
Рывок России на юго-восток объяснялся некоторого рода неизбежностью, неукротимой жаждой экспансии. Ее усматривали в укоренившейся хищной природе казачества, авантюризме русского купечества и мессианстве, связанном с наследованием Москвой православия от Византии.
Возможно, причины были проще. Россия усиливалась, ее азиатские соседи слабели. Пользуясь случаем, цари, подобно созидателям империй в Европе, тянулись туда, где существовал вакуум силы. Оправданием экспансии, если оно вообще требовалось, служили так называемые «провокации» со стороны азиатов или воображаемое превосходство русской цивилизации.
Поразительно, что аналогичная американская экспансия на индейские территории и Мексику, которая происходила как раз во время вторжения России в Среднюю Азию, также преподносилась как неизбежность, как выражение «предначертания судьбы». Знакомая риторика гласила, что Соединенные Штаты, вторгаясь в малонаселенные отсталые регионы Юго-Запада и изгоняя деспотичных и коррумпированных мексиканских правителей или невежественных вождей, заменяют их эффективными (европейско-американскими) руководителями. Они, дескать, устраняют угрозу британской интервенции, приобретают экономические преимущества, защищают американских торговцев, странствующих по данному региону, и даже способствуют разрешению некоторых проблем рабства. В случаях русской и американской экспансий при всех их различиях следовало бы признать, что в эпоху империализма сильные откровенно грабили слабых. Никакая казуистика относительно мнимых или реальных преимуществ для ограбленных и побежденных не в состоянии затушевать эти факты.