Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814

Однако было бы неправильно заострять внимание исключительно на провалах российской армии под Островно. 4-й корпус выполнил свою задачу, задержав французов, которые понесли тяжелые потери, несмотря на их численное превосходство. Не обладая особенными дарованиями, А.И. Остерман-Толстой тем не менее был командиром, способным вдохновить своих подчиненных на подвиги. Бой под Островно был первым сражением для молодого И.Ф. Радожицкого, равно как и для очень многих солдат 4-го корпуса. Он вспоминал сцены растущего отчаяния, грозившего перерасти в панику по мере того, как противник усиливал свой натиск и на поле боя появлялись выпотрошенные тела товарищей и конечности, оторванные ядрами французских пушек. Под шквальным огнем Остерман-Толстой сидел на лошади, не двигаясь и нюхая табак. Роковым посланцам, просившим у него разрешения начать отступление или с тревогой сообщавшим о том, что все больше и больше русских орудий выходили из боя, Остерман-Толстой отвечал тем, что демонстрировал личное присутствие духа или отдавал приказы «стоять и умирать!» Радожицкий писал: «Такое непоколебимое присутствие духа в начальнике, в то время как всех бьют вокруг него, было истинно по характеру русского, ожесточенного бедствием отечества. Смотря на него, все скрепились сердцем и разъехались по местам, умирать»[252].

В тот же вечер 4-й корпус отступил на 7 км в направлении Какувячино, где ответственность за сдерживание французов была возложена на генерал-лейтенанта П.П. Коновницына, командира 3-й пехотной дивизии. Коновницын отличался не меньшей храбростью, чем Остерман-Толстой, но в то же время был гораздо более умелым арьергардным командиром. Его люди отчаянно защищались от атак французов в течение большей части 26 июля. Однако в ночь того же дня в штаб М.Б. Барклая прибыл адъютант П.И. Багратиона князь А.С. Меншиков с новостями, которые кардинально меняли расстановку сил. 23 июля в бою под Салтановкой Л.Н. Даву воспрепятствовал попыткам П.И. Багратиона двинуться маршем в северном направлении через Могилев для соединения с силами М.Б. Барклая. В результате Вторая армия была вынуждена двинуться дальше на восток, и в ближайшем будущем объединение двух армий не представлялось возможным.

Даже после получения этой новости М.Б. Барклай все еще хотел сражаться под Витебском, но его разубедили в этом А.П. Ермолов и другие генералы. Как впоследствии признавал Барклай, Ермолов дал правильный совет. Позиция под Витебском имела ряд слабых мест, а соотношение сил было бы два к одному не в пользу русских. Более того, даже если бы им удалось отбить атаки Наполеона в течение одного дня, в этом не было бы никакого смысла. На самом деле расстояние между 1-й и 2-й Западными армиями за это время только бы увеличилось, что позволило бы Наполеону вклиниться между ними и взять Смоленск. Поэтому Первой армии был дан приказ об отступлении. Однако ускользнуть невредимыми от практически всей армии Наполеона, находившейся под носом у русских, представлялось совсем непростой задачей[253].

Отступление Первой армии началось в полдень 27 июля. В течение всего дня арьергард русской армии под командованием П.П. Палена отчаянно отбивал атаки французов, умело маневрируя и организованно отступая в случае необходимости, при этом проведя серию острых контратак, не позволивших противнику чрезмерно усилить свой натиск. М.Б. Барклай де Толли никогда не имел обыкновения излишне нахваливать своих подчиненных, но в своих рапортах Александру I он особенно выделил крупные заслуги П.П. Палена, сумевшего обеспечить отрыв Первой армии от Наполеона и прикрыть пути ее отхода во время отступления из Витебска к Смоленску. Французские источники более склонны утверждать, что 27 июля Наполеон упустил прекрасный шанс, посчитав, что русские останутся на позициях и продолжат бой на следующий день, и по этой причине не слишком сильно напирая на Палена. В ту ночь казаки оставили зажженными все костры в русских бивуаках, что убедило французов в том, что М.Б. Барклай все еще находится на позиции и ждет сражения. Когда, проснувшись на следующее утро, французы обнаружили, что русские ушли, они испытали немалое беспокойство, которое усиливалось тем обстоятельством, что П.П. Пален столь умело замел следы отступления армии Барклая, что на протяжении некоторого времени Наполеон не имел понятия о том, в каком направлении отступил противник[254].