Нелицеприятным объяснением этому может служить простое упрямство, которым славился главный советник М.И. Кутузова К.Ф. Толь. Учитывая антагонизмы, существовавшие в среде высшего командования, изменение местоположения армии по совету генерала-соперника могло быть воспринято как унижение. Более вероятно то, что Кутузов и Толь не хотели ослаблять силы, охранявшие главную линию коммуникаций, до тех пор, пока не были окончательно убеждены в том, что Наполеон не собирался наносить удар в этом направлении. Цена оборонительной тактики заключается в том, что войска необходимо развертывать, исходя из предположений и опасений относительно того, где противник нанесет удар. Учитывая, что Наполеон был известен своей отвагой и умением преподносить противнику сюрпризы, это могло закончиться тем, что многие подразделения оказались бы вдали от поля боя и не смогли принять участия в сражении. В очередной раз полезной может быть сравнение с Ватерлоо. Будучи сильно обеспокоен тем, что впоследствии оказалось несуществующей угрозой его коммуникациям со стороны моря, Веллингтон на протяжении всего сражения продержал 17-тысячный отряд принца Фридриха Нидерландского на удалении многих километров от поля боя. По меньшей мере 23 тыс. человек А.И. Остермана и К.Ф. Багговута с запозданием вступили в сражение при Бородино.
Тем не менее передислоцирование 2-го и 4-го корпусов имело серьезные последствия. В их отсутствие М.И. Кутузов утром 7 сентября был вынужден отправить большую часть предполагаемого резерва армии на первую линию сражения, что противоречило всей нормальной практике и вызвало большое негодование М.Б. Барклая. То, что лейб-гвардия была передвинута, а Барклай даже не был поставлен об этом в известность, говорит о неразберихе и разобщенности, которые имели место в командовании российской армии. В конечном итоге два правофланговых корпуса действовали в качестве замены резерва, но их прибытие на южное крыло российской армии, над которым нависла опасность, потребовало отчаянных призывов Багратиона и двух часов времени. 4-й корпус Остермана прибыл еще позже. К тому времени, как это подкрепление оказалось на месте, Вторая армия Багратиона уже успела понести огромные потери перед лицом превосходящих сил противника[322]
.С самого 1812 г. не утихают споры о точном количестве войск, которое каждая из сторон привела с собой на Бородинское поле. Отчасти это вызвано довольно детским желанием историков воспеть доблесть армии той или иной стороны, показав, что она находилась в меньшинстве. У русских, разумеется, было больше людей, но только в том случае, если принимать в расчет 31 тыс. человек ополчения из Москвы и Смоленска, которые были вооружены преимущественно вилами и топорами и не имели военной подготовки. Ополчение не было полностью бесполезным, потому что выполняло такие вспомогательные функции как переноска раненых и служба в военной полиции. Но эти ополченцы не могли и на самом деле не принимали какого-либо участия в сражении. Если полностью сбросить со счетов ополченцев, у Наполеона, возможно, имелось некоторое численное превосходство: порядка 130 тыс. солдат его армии выступили против около 125 тыс. русских. У Наполеона был несомненный перевес, если сбросить со счетов также 8,6 тыс. казаков российской армии. Хотя они и приносили гораздо больше пользы, чем ополченцы, нельзя было полагаться на то, что казаки на поле боя смогут выстоять против регулярной кавалерии, не говоря уже о пехоте[323]
.Что касается качества регулярных подразделений обеих армий, то даже те солдаты, которые в начале кампании были новобранцами, теперь могли рассматриваться почти что как опытные воины. За десять недель суровых маршей и сражений все неженки к тому моменту уже давно выбыли из рядов армии. Единственным исключением были 13,5 тыс. человек в составе четвертых (т. е. рекрутских депо) батальонов под командованием генерала М.А. Милорадовича, которые примкнули к Кутузову за день до сражения и были распределены между полками Первой и Второй армий. Эти люди имели должную подготовку, но, как это обычно бывает в армии в мирное время, учебные стрельбы велись в ограниченном объеме из-за нехватки свинца, и никто из них никогда не стрелял, будучи охвачен гневом. С другой стороны, элитные подразделения обеих армий были представлены в полном составе. Применительно к российской армии это были лейб-гвардейские и гренадерские полки. В наполеоновской армии к таким подразделениям относились гвардия, I корпус Даву, а также многие превосходные немецкие и французские полки тяжелой кавалерии[324]
.Две армии готовились к бою по-разному, что отражало их различную природу, но обе имели хороший стимул и с нетерпением ждали начала сражения после многих недель успевших всем надоесть маршей. Когда перспектива решающего сражения, которое так часто и на протяжении стольких недель откладывалось, стала реальной, обе стороны знали, что ставки очень высоки.