Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814

Несмотря на все красивые слова Меттерниха о том, что военные события не влияют на политику Австрии, Стадион ужаснулся при виде того, какое воздействие на поведение австрийцев оказало отступление коалиционной армии в Польшу, и имел для этого все основания[555].

Первоначально Александр уступил Пруссии, нуждавшейся в том, чтобы держаться границы с Богемией и находиться в тесном взаимодействии с австрийцами. Армия получила приказ отклониться к югу от линии отступления в направлении Польши и занять позицию близ Швейдница и старинных укреплений в Бунзельвице, где Фридрих II разбил австрийцев во время Семилетней войны. Посовещавшись с прусской стороной, Александр пришел к выводу, что в случае необходимости союзники смогут сражаться здесь с Наполеоном, имея тактическое преимущество. Однако вскоре по прибытии стало ясно, что местные чиновники не сделали ничего для того, чтобы исполнить приказания Фридриха Вильгельма по части перестройки старых оборонительных укреплений, и что единственная подходящая позиция, имевшаяся поблизости, могла быть удержана силами не менее чем 100 тыс. человек. Силезский ландвер, присутствие которого, как предполагалось, должно было усилить армию, так и не удалось обнаружить. Кроме того, вскоре со всей остротой дали о себе знать трудности, связанные с продовольственным снабжением армии[556].

Основная причина этого, как уже было отмечено, заключалась в том, что регион Верхней Силезии даже в мирное время зависел от поставок продовольствия из Польши и не мог моментально прокормить всю коалиционную армию, собранную в одном месте, как это должно было произойти в ближайшем будущем. Хотя Кутузов еще в апреле умолял Штейна создать продовольственные склады в восточной Саксонии, ничего так и не было сделано, это явилось всего лишь одним из элементов полного провала Штейна, обязанного эффективно мобилизовать ресурсы Саксонии в то время, пока союзники занимали территорию королевства. Барклай частично возлагал вину на Витгенштейна, открыто указывая в письме к нему на то, что, когда тот принял на себя верховное командование армиями и вник в проблему продовольственного снабжения, ему стало ясно, что никаких подготовительных мер для создания запасов продовольствия принято не было. Барклай отмечал, что, пока ранее войска находились в герцогстве Варшавском и Саксонии, они питались исключительно за счет реквизиций, проводимых в пределах территорий, на которых они были размещены или через которые продвигались, и реквизиции велись только в присутствии войск. В тылу армии практически не было создано резервных магазинов. Когда армия начала испытывать недостаток продовольствия, жалобы неизбежно последовали и со стороны Г.Ф. Канкрина. 4 июня он отправил Барклаю исполненный горечи ответ, в котором утверждал, что пруссаки не предоставили в его распоряжение практически ничего, и что на прусской территории он не мог производить реквизиции продовольствия или отправлять какую-либо власть. Канкрин сетовал, что никто не спросил его о возможности продовольственного снабжения войск, когда принималось решение идти на Швейдниц[557].

По мере того как армия начинала голодать, а времени для вмешательства Австрии оставалось все меньше, на русско-прусском совете, состоявшемся 2 июня, было решено отступить в направлении Одера. П.М. Волконский к тому времени уже отдал приказ о перемещении армейской казны обратно в Калиш и о начале подготовительных работ по уничтожению мостов через Одер, которые следовало разрушить сразу после прохода армии. Тем временем в правящих кругах Пруссии началось брожение, так как все их усилия по освобождению собственной страны как никогда были близки к провалу.

Пылкий по натуре генерал Лесток, военный наместник в Берлине 30 мая рапортовал канцлеру Гарденбургу о том, что французы направлялись к переправам через Одер «с тем, чтобы устремиться в Польшу и возбудить там восстание. Невообразимая терпимость, продемонстрированная в Варшаве, довольно хорошо подготовила для этого почву». Попытка превратить Силезию в еще одну Испанию и поднять здесь восстание против вторгавшихся в нее французов окончилась разочарованием. Если бы население все же ополчилось против французов, Лесток полагал, что ландштурм (ополчение) мог поглотить силы многих тысяч солдат неприятеля. Фактически ничего подобного не произошло. Лесток отмечал, что «дворянство Силезии ничего не хотело делать с ополчением, что делает легко объяснимым прискорбные факты увиливания от своих обязанностей и выхода ополченцев из повиновения», добавляя при этом, что командира ополчения «должно было судить как изменника родины и немедленно расстрелять». Между тем на совете 2 июня Блюхер и Йорк утверждали, что, если бы русские отошли за Одер, прусская армия должна была от них отделиться и защитить то, что оставалось от территории Пруссии[558].