В июне и июле Шварценберг и Радецкий высказывали предположения, что, если австрийцы вступят в войну, Наполеон нанесет первый удар по ним в Богемии. Союзники были склонны разделять эту точку зрения и всеми возможными способами стремились развеять опасения Австрии. Таким образом, уже на ранней стадии совместных военных совещаний было запланировано отправить в Богемию для усиления австрийцев Витгенштейна с 25-тысячным отрядом. По мере того как полки коалиции пополнялись неожиданно большим числом резервистов и возвращавшихся из госпиталей, планы становились более амбициозными. Когда 22 июля граф Латур, представитель Шварценберга прибыл в ставку коалиции для того, чтобы ускорить совместное планирование боевых действий, он был удивлен, обнаружив, что союзники значительно увеличили размер войска, которое они намеревались отправить в Богемию на подмогу австрийцам. В дополнение к целому армейскому корпусу Витгенштейна они наметили к отправке Прусский армейский корпус генерал-лейтенанта фон Клейста и Резервный армейский корпус великого князя Константина, который включал в себя русскую и прусскую гвардию, русский гренадерский корпус и три русских кирасирских дивизии. Всего 115 тыс. русских и пруссаков должны были отправиться из Силезии в Богемию к моменту возобновления военных действий.
Австрийцы по этому поводу испытывали несколько смешанные чувства. С одной стороны, столь крупное подкрепление, в состав которого входили лучшие войска армий коалиции, являлись существенным вкладом в дело обороны Богемии. С другой стороны, продовольственное обеспечение всей этой массы войск требовало огромных непредвиденных усилий. Хуже всего было то, что Фридрих Вильгельм, не говоря уже об Александре, ни за что не отказался бы от командования своими элитными полками, а также, что стало очевидно к тому времени, от руководства основными силами союзной армии и основными военными операциями союзников. Вместе с русскими и прусскими войсками явились два монарха, которые явно не были желанными гостями в ставке Шварценберга[679]
.Ни при каких обстоятельствах Шварценберг не мог оказаться в роли военачальника, способного завладеть инициативой и навязать свою волю Наполеону. Но в августе 1813 г. единственно возможным для него изначальным вариантом было дожидаться подхода русско-прусских подкреплений и принять меры предосторожности против любых попыток Наполеона атаковать их на марше или вторгнуться в Богемию. Радецкий, напротив, скорее надеялся, что Наполеон начнет вторжение. В этом случае у союзников появилась бы возможность перехватить неприятельские войска на выходе с перевалов, ведущих с Рудных гор, вместо того, чтобы самим оказаться в аналогичном положении. Австрийский генерал-квартирмейстер также имел справедливые опасения на предмет того, насколько быстро и эффективно командующие различными колоннами союзников смогут координировать свои действия в том случае, если бы они были брошены в наступление через горы и в Саксонию. Даже оставляя в стороне проблемы рельефа местности и взаимодействия между союзниками, нельзя не отметить, что сама австрийская армия имела сверхцентрализованную и громоздкую командную структуру. В 1809 г. австрийцы приняли на вооружение французскую систему отдельных общевойсковых корпусов. Урок, вынесенный ими из войны, состоял в невозможности полагаться на свой высший генералитет и штабы, для того чтобы заставить эту систему работать. Поэтому в 1813 г. австрийская армия стала единственной из четырех армий, которая частично вернулась к системе, в которой централизованное верховное армейское командование имело дело напрямую с дивизиями и специальными начальниками колонн. У Радецкого были основания опасаться, что это нововведение окажется вредоносным[680]
.