Когда в июне 1812 г. началась война, люди и лошади Первой армии, за редким исключением, находились в прекрасной форме. В течение многих недель они хорошо питались и имели комфортные условия для проживания — в отличие от солдат наполеоновской армии, которые к тому моменту часто страдали от голода и усталости, поскольку прошли маршем через всю Европу и с трудом могли себя прокормить, так как в казармы, располагавшиеся в приграничных районах Пруссии и Польши, прибывали все новые и новые воинские контингенты. Как и следовало ожидать, основные проблемы российской армии касались не солдат и их полков, а штаб-офицеров и верховного командования.
Начальником главного штаба М.Б. Барклая был генерал-лейтенант Н.И. Лавров. Главным генерал-квартирмейстером при нем состоял генерал-майор С.А. Мухин. Их несоответствие высшим штабным должностям выявилось совсем скоро после начала войны. Мухин участвовал в кампании в течение семнадцати дней, Лавров — всего девяти. Последнего на посту сменил генерал-лейтенант маркиз Ф.О. Паулуччи, который находился в свите Александра I и чью кандидатуру император в ультимативной форме предложил М.Б. Барклаю. Паулуччи ранее служил в пьемонтской, австрийской и французской армиях. Он был из числа тех, кто поступил на русскую службу вследствие кампаний, проводимых Россией на побережье Адриатического и Средиземного морей в 1798–1807 гг. В своем письме к Александру I Ф.О. Паулуччи описывал себя как обладателя «живой и страстной» натуры, которую нельзя ограничивать, поскольку она сгорала от нетерпения служить на благо императора. Без сомнения, Паулуччи являлся обладателем весьма живого эгоизма и неприятной манеры внушать исподволь, что любой, кто с ним не соглашался, был либо дураком, либо предателем. При всем уме и энергичности Паулуччи, в России было вполне достаточно генералов подобного склада, чтобы еще прибегать к услугам пьемонтского enfant terrible. M. Б. Барклай не верил ни в подготовленность Паулуччи, ни в его лояльность и с самого начала задвинул его на вторые роли. Паулуччи сразу подал в отставку. В начале июля полковник К.Ф. Толь стал действующим генералом-квартирмейстером Первой армии. На место Паулуччи в качестве начальника главного штаба был назначен генерал-майор А.П. Ермолов. Теперь правильные люди заняли соответствовавшие им должности. И К.Ф. Толь, и А.П. Ермолов были отменными солдатами, которым суждено было сыграть решающие роли в кампании 1812–1814 гг.[224]
Хотя семья К.Ф. Толя вела свое происхождение из Дании, к тому времени ее члены уже давно проживали в Эстляндии и стали мелкопоместными дворянами среди балтийских немцев. Оба родителя Толя были немцами, а сам он в течение всей жизни оставался лютеранином. В 1814 г. он женился на девушке из семьи балтийских немцев. Хотя это обстоятельство, казалось, должно было укрепить его балтийскую идентичность, на самом деле все было сложнее. В юности Толь много лет провел в стенах Кадетского корпуса в Петербурге. Главным директором этого учебного заведения в то время был М.И. Кутузов, впоследствии генерал-фельдмаршал, который всегда относился к К.Ф. Толю не только как к блестящему офицеру, но и почти как к приемному сыну. По окончании Кадетского корпуса Толь на протяжении всей своей карьеры служил в свите по квартирмейстерской части, иными словами — в главном штабе. Здесь он обрел могущественного покровителя в лице П.М. Волконского. Офицер, которому благоволили знатнейшие представители русской аристократии, по определению имел все основания рассматриваться в качестве достойного русского человека. По воспоминаниям одного современника, К.Ф. Толь тщательно работал над созданием именно такого образа, всегда по возможности говоря по-русски, хотя это не мешало ему подыскивать места для своих немецких родственников. Тем самым он следовал общепринятым обычаям своего времени, согласно которым подобное поведение рассматривалось не как кумовство, а как достойная похвалы преданность по отношению к членам семьи и друзьям, конечно, до тех пор пока покровитель не оказывался немцем, а место не являлось объектом притязаний других лиц.