Россия. Снова эксперимент

Охарактеризовав феномен Москвы, вернемся к отпущенным ценам. В условиях отсутствия конкурентной среды они продолжали неуклонно расти, а монополисты лишь способствовали их вздуванию. В результате получилось, что непомерно вздутые цены никак не соответствовали затрачиваемому труду на производство продукции. А раз так, то производитель получил возможность на выполнение прежней работы тратить больше времени и меньше труда. Понял он также, что ему легче произвести меньшее количество продукции, но вздув на нее цену, извлечь тот же, если не больший доход. В этих условиях, при отсутствии конкуренции, нелогично выпускать больше продукции, ведь незачем насыщать рынок, пусть и примитивный, ибо его насыщение чревато падением цен. Из-за отсутствия конкурентной среды эти элементарные ухищрения стали возможными, и они привели к большой массе незаработанных денег. А, как известно, незаработанные деньги – путь к инфляции. Но постепенно каналов поступления этих незаработанных денег оказалось столько, что, казалось, только глупый будет что-то производить. И действительно, повышение цен на все и вся привело к тому, что многие товары стало бессмысленно производить, поскольку сырье и материалы для их производства стали превышать цену самого товара. Товар порой оказалось легче купить где-то и перепродать. Так и возникла экономика «купи-продай».

Ситуация усугубилась просчетами правительства на самом старте реформ. Мы уже упоминали об обещании Ельцина (с подачи, естественно, Гайдара) о том, что цены не повысятся более, чем втрое. В основе такой уверенности лежал вроде бы примитивный расчет. Количество денежной массы делилось на количество товарной массы, и выводилась средняя цена, примерно в три раза превышающая дореформенную. Действительность опрокинула сей легковесный прогноз. Произошло это в основном по двум причинам. Во-первых, денежная масса распределена была неравномерно, и, естественно, более имущие могут платить больше. Даже такой ярый поборник реформ, как О.Лацис, позже вынужден будет признать: «Уровень возросших цен будет определен возможностями слоя с наивысшими доходами…» [146]. Возможно, на фоне 150-миллионого населения России численностью этого небольшого слоя решили пренебречь. Но уже в который раз оказалось, что «мы не знаем общества, в котором живем». И оказалось, что тот неучтенный слой существенно вырос, ибо значительная часть людей успела различными неправедными путями обогатиться до начала реформ, используя хаос и беспредел в период с августа до конца 1991 года, а то и раньше. По этой причине среднестатистические цены никак не могли совпасть с реальными.

Второй неучтенный фактор – бартер, злейший враг рынка, понятие доселе неведомое советскому человеку. Этот натуральный обмен никак нельзя было сбрасывать со счета. Тем более, что он принял неслыханные размеры еще тоже до начала реформ, а с их началом исключил значительное количество товарной массы из-под влияния денежной системы обращения. Естественно, в той системе оказался большой излишек денег, провоцирующий инфляцию. Легко представить себе, что резкое увеличение числителя при уменьшении знаменателя в формуле, по которой рассчитывалась цена, соответственно увеличит частное от деления, т. е. саму цену. Пренебрежение этими двумя факторами привело к тому, что Ельцин, Гайдар и иже с ними романтики от реформ просто оконфузились.

Очевидно, существуют какие-то разумные пределы, когда возросшие цены могут стимулировать производство. Выше их, как уже было показано, эти стимулы переходят в свою противоположность – антистимулы. Поскольку в результате описанных просчетов ценам был дан слишком большой первоначальный толчок, можно было ожидать, что они где-то зашкалят. Так и получилось. От количества нулей в окончании цифр цен рябило в глазах.