Россия. Сталин. Сталинград: Великая Победа и великое поражение

Среди первых фронтовых впечатлений Бакланова тоже кое-что удивительно. Он пишет, что 34-ю армию, куда он попал, не снабжали питанием: «Нам говорили, что все (!) продукты отсылают в другую армию», т. к. она выполняет более важную боевую задачу. Кто говорил, какая это была армия, по обыкновению умалчивает. А позже я узнал, говорит, что и ту неназванную армию не снабжали, уверяя и ее солдат, что «все (!) продукты отсылают нам, в 34-ю армию, потому что основные бои идут у нас» (там же, с.536). В состав 34-й армии входили пять дивизий - три стрелковых и две кавалерийских, - а также ряд отдельных частей. Это тысяч 50 человек, а то и больше. В той, неназванной, надо полагать, примерно столько же. Так вот, две армии, более 100 тысяч человек вели упорные бои, но их не кормили, морили голодом, куда-то девая все продукты, предназначенные им, уверяет писатель-фронтовик. Таковы, дескать, были порядки в Красной Армии, такие ворюги были снабженцы… На каких идиотов, Гриша, ты рассчитывал?

Все в жизни у него по плану

Бакланов корит Солженицына тем, что он не пошел на фронт добровольцем. Так ведь огромное большинство шли на фронт просто по повесткам. Тут возникает другой вопрос: не хотел ли Солженицын вообще улизнуть от армии?

Александр Островский в книге «Солженицын. Прощание с мифом» (М., «Яуза», 2004) пишет: «Очень странно, что Солженицына призвали в армию только через четыре месяца после начала войны. (По Указу Президиума Верховного Совета 22 июня 1941 года его возраст призывался в первую очередь. - 8.Б.). И почти невероятно, что его, окончившего физико-ма- тематический факультет университета с отличием, в условиях нехватки офицерских кадров, направили в обоз» (с.29). Сам Солженицын в автобиографии для Нобелевского комитета писал, что оказался в обозе «из-за ограничений по здоровью». Его первая жена Н. Решетовская писала: «Саня был ограниченно годен к военной службе, виной была его нервная система». «Все, что до сих пор известно о нем, - резонно замечает А.Островский, - свидетельствует: его «нервной системе» можно только позавидовать» (там же). Воистину так!

Однажды Твардовский и Владимир Лакшин уговаривали его вести себя сдержанно и разумно, не выходить из себя, не взрываться на предстоявшем заседании Секретариата СП, на котором будут обсуждаться его дела. И он пишет в «Теленке»: «Открою вам тайну, - сказал я им. - Я никогда не выйду из себя. Я взорвусь только по плану, если мы договоримся взорваться, на девятнадцатой минуте или - сколько раз в заседании. А нет- пожалуйста, нет» (с.181). Или вот ведет важный разговор и признается: «Я из роли - ни на волосок» (с.331).Т.е. из роли, которую заранее себе назначил и спланировал.

Но можно говорить не только о железных нервах. В студенческие годы он предпринимает с приятелем длительные путешествия на велосипедах по Украине, по Кавказу, на лодке - по Волге, потом - почти два года на фронте, восемь лет лагерей, перенес болезнь, операцию, вышел на свободу, и опять бесконечные путешествия, в том числе, как в молодости, и на велосипеде, наконец, дожил почти до 90 годов. Какие же ограничения по здоровью? Какие нервы? Все тут было в полном и поистине завидном порядке.

А правда состоит, как видно, в том, что справку об ограниченной годности Солженицыну еще до войны помог получить отец его школьной подруги Лиды Ежерец, который был врачом, - так Островскому рассказала Решетовская. Между прочим, мы с Баклановым знали Ежерец как Лидию Александровну Симонян. Она в Литинституте читала нам курс современной западной литературы.

Должно быть, эта справка помогла и отсрочить призыв на четыре месяца, и попасть в обоз. Но потом, видимо, все-таки нависла угроза отправки на фронт, несмотря на справку. И вот тогда, писал Солженицын в той же автобиографии, «сверх- сильным напором я добился перевода в артиллерию». Ну, не в артиллерию, а в артиллерийское училище. Он попал туда в апреле 1942 года и прокантовался там до февраля 1943 года. А что это был за «сверхсильный напор» рядового обозника остается только гадать. Несомненно одно: действительно ограниченно годного в офицерское училище не приняли бы. Это я знаю по себе: в том же 1942 году именно по здоровью меня не приняли в офицерское училище и направили в Гороховецкие лагеря, а оттуда - прямехонько на фронт.

Солженицын отдает на съедение КГБ детей. Чьих?

Удивительно, что, многократно уличая Солженицына во лжи и притворстве, в демагогии и лицемерии, Бакланов пишет: «Возможно, во имя цели он действительно готов был пожертвовать даже своими детьми: его выслали из страны, а трое сынов его маленьких остались здесь вроде бы в заложниках, и он писал: «Тут решение принято сверхчеловеческое: наши дети не дороже памяти замученных миллионов, той Книги («Архипелага») мы с женой не оставим ни за что». Книга с заглавной буквы. Так пишут о (!) Библии. Цель и самооценка - грандиозные».