Но мы были бы неправы, не сказав о 90-х годах следующее. В 90-е оппозиция получила возможность сражаться. Тогда формировался красно-белый оппозиционный альянс. Мы выступили с открытым забралом против чудовищного ельцинизма, жертвовали собой на баррикадах. Оппозиция именно в эти годы получила священную икону — окровавленную икону 1993 года. Оппозиция была уже не конторской, не оппозицией «круглых столов» или парламентских несогласий. Это была оппозиция окровавленного, задавленного восстания.
И именно в эти кромешные годы, когда, казалось, произошла безусловная либеральная победа, либеральное превосходство, в глубине чудовищных 90-х завязывался узелок нового государства, новой русской истории. Появился эмбрион нового государства российского. И появился он в самые кромешные годы — в 93-м, когда были расстреляны баррикадники и от них остались кровавые кляксы. Тогда баррикадники казались проигравшими, последними, кто защищал Советский Союз и был уничтожен на баррикадах.
Но кровавая конституция 1993 года, принятая на костях, она, допустив первые думские выборы, ошеломила весь мир. Потому что на этих выборах, среди ещё закопчённых стен Дома Советов, победили патриоты. И демократы, видя, как идёт голосование по стране, рвали на себе волосы и орали: «Россия, ты сошла с ума».
Произошло таинственное, упомянутое в Священном Писании преображение, о котором говорится: «И последние станут первыми». Баррикадники были последними, кто заслонял собой исчезнувшую русскую историю — её советский период. И первыми, кто своими смертями, своими жертвами стал формировать новый фрагмент русской государственности.
В 90-е годы были и великие победы. Нам ещё предстоит эти победы осмыслить так же, как предстоит осмыслить появление во время ужасной первой чеченской войны — русского святого Евгения Родионова.
Дым ГКЧП
Идёт август — окаянный месяц. Душа полна мучительных предчувствий. Память тревожат злые воспоминания. В воздухе висит едва различимая дымка, словно рассыпалась горчичная пыль. Размытыми кажутся московские улицы, покрытые плиткой Собянина. Рубиновые звёзды Кремля и золотые орлы на российском флаге, люди, что прячутся от жары и, кажется, навсегда пропадают в подземных переходах.
Я иду по Москве, и мне чудятся обезумевшие толпы девяносто первого года, славящие наркотическую свободу. Стальная петля, в которой качается бронзовый Дзержинский. Жёлтые, светящиеся от первого до последнего этажа, окна Лубянки, из которых не раздался ни один крик, ни один выстрел. Едкий, едва различимый запах гари — запах сгоревшей эры, копоть исчезнувшего государства. Дни августа — окаянные дни.
В Америке идут президентские выборы, и кажется, с огромного государства сволакивают старое, плотное, хорошо гревшее одеяло, безнадёжно засаленное и протёртое, и открываются голые пружины матраса. В Америке что-то кончается. Все чувствуют уход эпохи. Чувствует измученный Обама, фальшиво-весёлая Хиллари Клинтон. Их уволакивает прочь вместе с лежалым одеялом. Они кричат и стенают напоследок, проклиная Трампа. Трамп — фантастический гриб, выросший на грани американского дня и ночи, американского прошлого и будущего, ужасающего и восхитительного. Трамп — это гриб американской мечты, мухомор американского могущества, опёнок американского величия. Трамп — это новизна, перед которой кажутся бессильными американские традиции, многомудрые политтехнологи, пресловутый американский здравый смысл. С Трампом невозможно бороться, как невозможно бороться с будущим. Быть может, проблему Трампа в Америке станут решать не на дебатах, а с помощью пули. Пуля, убившая Кеннеди, застрелившая Мартина Лютера Кинга, продолжает лететь. Господин Трамп, наденьте каску и бронежилет!
Российские выборы внешне спокойны. Кажется, что они не затрагивают сердцевину народной жизни. Моча олимпийцев вызывает больше интереса, чем состязание российских политических партий. Четыре традиционные партии утомительно предсказуемы. Предсказуемы их лидеры, написанные на один манер программы, воспроизводимый раз от раза набор лингвистических банальностей: проблемы ЖКХ, ипотека, поддержка малого бизнеса, инновационный климат, благосостояние граждан, стабильность… Всё это делает выборы неяркой, но неизбежной процедурой, которую не разнообразит явление нескольких экзотических партий. Они напоминают крохотные экспериментальные модели на автосалоне, где доминируют тяжеловесные, крашеные в защитный цвет, самосвалы. Россия ждёт перемен, которые всё не наступают. И под хрупкой оболочкой выборных партийных дебатов клокочет огненное ядро ожиданий.
Так чувствуют себя зрители, пришедшие в театральный зал, взирающие на тяжёлый занавес, который всё не поднимается. И возникает подозрение, что там, по ту сторону занавеса, нет ни декораций, ни актёров, ни пьесы. Но это иллюзия. Огромная пьеса, написанная самой историей, существует. Режиссёр ещё не узнаваем, но он есть. Актёры толпятся за кулисами.