Россия — Украина

Наиболее пригодными с точки зрения набора стереотипов в стиле «исторического евроремонта» национальной истории являются новые интерпретации героического казацкого периода истории Украины. Тут в наборе соответствующих исторических мифов, конечно же, почетное первое место занимает идея «украинской национальной революции середины XVII столетия», выдвинутая в научном исследовании и немедленно репродуцированная на уровне школьной и вузовской нормативной истории. В своих базовых формулировках эта идея выглядит так: в середине XVII в. (если более конкретно — в 1648—1676 гг.) в Украине (иногда используется эвфемизм «украинские земли») происходила национальная революция. Ее результатом стало создание национального государства, которое вследствие внутренних раздоров и давления со стороны соседей (разумеется, России и Польши) погибло, однако «украинские земли» сохранили остатки автономии и самоуправления, а с ними и соответствующую традицию. В ходе упомянутой национальной революции возникла «национальная государственная идея», которая стала «для следующих поколений украинцев неписаным заветом в борьбе за независимость» [72]. Революция стала импульсом для формирования новой политической элиты, для развития национального самосознания, в частности «идеологии элитарного украинского национализма», она пробудила «волю нации к самоутверждению и самовыражению в форме независимого соборного государства». Украинская национальная революция XVII в. была событием, аналогичным революциям XVI—XVII вв. в Нидерландах, Англии, Германии и Франции, это было событие европейского масштаба, и принадлежит оно европейской истории.

Эта научная разработка, полностью построенная на риторике романтической историографии XIX в. с огромным количеством логических форм, построений и риторических фигур советского варианта марксистской историографии [73], немедленно, без каких-либо дискуссий была абсорбирована официальной версией национальной истории.

Следует заметить, что другой автор, позиционировавший себя как приверженца модернистского подхода к проблеме генезиса наций и действительно опиравшийся на изрядное количество цитат западных «модернистов», был вполне солидарен в идентификации европейского измерения украинской истории в аналогичных периодах. И если предыдущие авторы комфортно совмещали стандартную риторику романтического национального исторического нарратива с терминологией классовой истории, то Я. Грицак соединил его с категориальными периодами западной социологии а-la Э. Геллнер и схемой украинского историка И. Лысяка-Рудницкого, предполагающей наличие в истории «домодерных» и «модерных» наций. Период формирования последних, по мнению Я. Грицака, в Европе (и, как оказывается, в Украине) относится ко времени «постепенного преобразования аграрного, малограмотного и маломобильного общества в индустриальное, образованное и мобильное, с широкими политическими правами и экономической свободой для всех его членов, а не только для верхушки» [74]. По мнению Я. Грицака, процесс формирования украинской нации происходил синхронно с аналогичными процессами в Западной Европе, т. е. начался еще в XVI в. Церковные движения и казацкие войны XVI—XVII вв. являются аналогами общеевропейского процесса возникновения новой формы коллективной идентичности — национального самосознания.

Автор достаточно четко сформулировал свои «прикладные» намерения: история украинской нации должна быть частью общемирового (или общеевропейского) процесса. История восточноевропейского региона (куда Я. Грицак без сомнений помещает Украину) «все-таки вмещается в общую схему периодизации мировой истории» [75].

Совпадение в попытках и стиле профессиональных историков, последователей разных интеллектуальных традиций, «европеизировать» украинскую историю, вряд ли можно считать случайным совпадением. Дело в том, что, несмотря на различия в пояснительной и обосновывающей риторике, интеллектуальный коридор, по которому кто на ощупь, а кто ведомый светлячками «западной мысли» бредут упомянутые исследователи, достаточно узок. Это коридор «национализированной» истории, в котором указатели на стенах всегда одни и те же, вне зависимости от того, на языке какой нации они написаны. В конкретном случае Украины национальная история, отделенная, эмансипированная от «истории СССР с древнейших времен и до наших дней», в познавательной, идеологической и политической ситуации 1990-х годов не имела никаких шансов попасть куда-либо, кроме Европы, даже в тех случаях, когда этой воображаемой Европы еще и не было.

Если вернуться к историческим мифам, помещающим Украину в семью «исторических» европейских наций, еще одним, достаточно важным и вполне стандартным, а значит, репрезентативным является миф о праве на культурно-историческое первенство или приоритет, являющиеся необходимым свидетельством принадлежности к уже давно культурно развитым (читай — европейским) нациям.