Россия — Украина

Украина и украинцы — и как воображаемые сообщества, и как субъекты истории — не могли не столкнуться с этой классической дилеммой в процессе конструирования истории и наций. В украинской интеллектуальной традиции «Запад», как правило, представал в обличье «Европы» (в разных ее территориальных ипостасях), а «Восток» — или в образе Византии и «византинизма», или в обличье Степи, или в образе России. Ко времени формирования национальных украинских проектов (вторая половина XIX — начало ХХ в.) образ России/«Востока» стал доминирующим в идеологических и научных дискурсах (которые нередко совпадали и переплетались), а Степь и тюркские влияния переместились как объект интереса в основном в область академических исследований [80].

Становление украинского национального проекта первоначально происходило параллельно и с разной интенсивностью на территориях Габсбургов и Романовых, однако реальную силу и перспективы реализации этот проект получил только тогда, когда окончательно сформировалась идея соборности (единства) украинских этнических земель, т. е. в последней четверти XIX в. Попутно заметим, что эта идея соборности как политический концепт была сформулирована украинскими социалистами и в западной Украине (Юлиан Бачинский, 1896), и в «восточной» — Братство тарасовцев (1893), Революционная украинская партия (Харьков, 1900). Чрезвычайно важной особенностью становления украинского национального проекта было его противопоставление другим национальным проектам, прежде всего — обоим российским (имперскому и этническому) и польскому. Уже здесь прочитывается дилемма «Европа» — «Запад» или «Россия» — «Восток», не зря деятели российских имперских охранительных структур совершенно искренне полагали, что украинское движение в рамках империи является продуктом польской или немецкой интриги.

Весьма показательно, что на рубеже XIX—XX вв. в украинском проекте построения единой нации присутствовало две тенденции: 1) автономная Украина в составе демократической России (здесь при желании прочитывается «вестернизованный Восток»); 2) автономная Украина в составе монархии Габсбургов (тут уже прямой путь в «Европу»). В годы Первой мировой войны и последовавших за нею революций обе тенденции трансформировались в идею создания отдельного государства, в результате чего и возникли два украинских государства — Украинская Народная Республика и Западно-Украинская Народная Республика, неудачно попытавшиеся объединиться в январе 1919 г. Заметим, что если отделение Западной Украины от «европейских» Габсбургов означало самоидентификацию и самоопределение именно в воображаемом «европейском» культурном и политическом пространстве (пусть даже окраинном), то отделение «большой Украины» (как ее называли западные украинцы) от «азиатских Романовых» получило более выразительный «проевропейский» вектор только после большевистского переворота и интервенции большевиков на территорию Украинской Народной Республики в начале 1918 г. Впрочем, фактически выбора между «Россией» и «Европой» для деятелей УНР не было, поскольку кайзеровская Германия, на которую они сделали ставку, потерпела поражение, а Европа Антанты не имела четких представлений о наличии украинского проекта (в отличие от польского, например).

Все это не могло не отразиться на позициях мыслителей, пытавшихся определиться с местом своей нации. В украинской интеллектуальной традиции культурная, цивилизационная и политическая дилемма «Между Востоком и Западом» с явными отсылами к историческому опыту окончательно сложилась в 1920—1930-х годах, ее можно связать с именами националиста Д. Донцова, коммуниста-романтика М. Хвылевого и консерватора В. Липиньского. И если первые два решали проблему на принципе культурных оппозиций «чужим» культурным влияниям, «портящим» национальное Я (здесь упор делался на разрыв с Россией, или, более метафорически,— с Москвой), то последний искал возможности для их гармонизации. Возможно, именно В. Липиньский впервые употребил относительно украинской культурной истории понятие «пограничье».

С разгромом «национал-коммунизма» в конце 1920 — начале 1930-х годов и присоединением Западной Украины к СССР интеллектуальные дискуссии на тему выбора между «Востоком» и «Западом» прекратились, по крайней мере на поверхности общественной жизни. Неким их отголоском можно считать борьбу с космполитизмом и влиянием «гнилого Запада» в конце 1940 — начале 1950-х годов, когда пострадали вполне лояльные власти интеллектуалы, заподозренные в склонности к западным образцам. Для большинства украинцев официальной «Европой» стала Москва. Неофициальной — Львов, Ужгород, Вильнюс, Таллин, Рига. Еще более неофициальной — Варшава и Прага; во всяком случае, для советских украинцев, прежде всего интеллектуалов, контакты с соплеменниками в Польше и Чехословакии были, пожалуй, главным «окном в Европу», это стало наиболее очевидным в годы «оттепели» и так называемой ресталинизации, когда Польша и Чехия стали главными каналами переправки украинского самиздата и тамиздата на Запад и обратно.