Россия в 2017 году

В 1992 году в России было около 900 тыс. ученых, активно занимающихся наукой. Сейчас же около 450 тыс. специалистов можно формально назвать учеными, из них лишь около 100 тыс. более половины своего рабочего времени уделяют изучению неисследованных областей и совершенствованию существующей и разработке новой техники. Остальная же часть, скорее всего, хочет продолжить свою научную карьеру, но не располагает необходимыми условиями, возможностями, оборудованием, мотивацией для осуществления серьезных исследований.

В основном российские ученые едут работать туда, где лучше условия — в Западную Европу и Северную Америку. Западные страны, в первую очередь, преследуют цель наиболее эффективно и с минимальными затратами качественно улучшать свою науку и образование. Так, например, по некоторым оценкам, США от привлечения одного ученого-гуманитария выигрывает около 230 тыс. долларов, инженера — 253 тыс., врача — 646 тыс., специалиста научно-технического профиля — 800 тыс. Конечно же, уезжают специалисты не всех профилей и специальностей. Основная группа эмигрантов — это программисты, биотехнологи, молекулярные генетики, реставраторы.[93]

Этот «исход», «четвертая волна эмиграции» нанесли колоссальный урон интеллектуальному потенциалу страны. Но, как и в послеоктябрьский период, до поры до времени это вполне устраивало новое руководство страны. Оно избавлялось от интеллектуальной оппозиции, от тех, кто может убедительно сказать: «А король-то голый!» К тому же произошла массовая дисквалификация и переквалификация инженеров в ларечников, офицеров в охранников, учительниц в уборщиц. О возможном вкладе ларечников, охранников или уборщиц в грядущую модернизацию можно спорить, но без квалифицированных инженеров обойтись вряд ли удастся. Между тем в одной из телевизионных передач участники не могли даже предположить: а сколько же инженеров осталось в стране после всех происшедших пертурбаций.

А когда-то их было немало. В 1926 году в народном хозяйстве трудилось 225 тыс. инженерно-технических работников, в 1939–1656 тыс., а в 1985 году их количество вплотную приблизилось к 10 млн. Среднегодовая численность ИТР в промышленности составляла 5548 тыс. человек (14,6 % ко всем занятым), в строительных организациях — 1754 тыс., а в колхозах, совхозах, межхозяйственных и других производственных предприятиях специалистов с высшим и средним специальным образованием насчитывалось 2135 тыс. человек.[94]

В то время эффективность системы подготовки инженерных кадров, качество работы всех тех, кого включали в большую социально-профессиональную группу производственно-технической интеллигенции, достаточно широко обсуждались в обществе. Казалось, что высшие технические учебные заведения и техникумы каждый год выпускают огромное число специалистов. Но от 30 до 50 % выпускников не являлись туда, куда их распределяли. Молодым специалистам не хватало жилья. «Сторублевый инженер» был плохим женихом и сильно уступал в оплате труда работягам, которые закончили ПТУ или какие-то краткосрочные курсы. В стране было много предприятий с устаревшим оборудованием и без какой-либо перспективы. Лучшие кадры были сосредоточены в военно-промышленном комплексе. В целом по стране к концу советского периода 3 млн лиц со специальным инженерным образованием работали не по специальности, а примерно 4 млн инженерных должностей были заняты практиками без соответствующего диплома. Способность к инженерному творчеству, к какому-то конструированию, креативу, как сейчас принято говорить, социологи признавали за 5–7 % советских ИТР.

В постсоветский период материальный статус большей части инженеров, как и научных работников, скорее понизился, чем стал лучше.

Только в последние несколько лет появился постоянно растущий спрос на инженерный труд. Стало ясно, что экономистов, юристов, менеджеров, программистов и т. д. высшая школа России произвела с избытком.

В свое время в 1819 году в своей «Притче» («Параболе») известный философ А. Сен-Симон поста вил вопрос: что случилось бы с Францией, если бы она неожиданно потеряла всех своих принцев, герцогов, министров, кардиналов, епископов, попов, судей и вдобавок еще 10 тыс. самых богатых землевладельцев и т. п.? Пострадала бы Франция? Нет, отвечал философ, отсюда не проистекало бы никакого политического несчастья для государства. Но если бы Франция, продолжал он, потеряла 50 своих лучших физиков, 50 химиков, 50 филологов и далее по 50 математиков, поэтов, живописцев, скульпторов, музыкантов, литераторов, инженеров, архитекторов, врачей и по 50 представителей других профессий — всего три тысячи ученых, художников и ремесленников, то страна сразу бы почувствовала падение культурного и экономического уровня. Время покажет, насколько тяжелые потери понесла Россия и как они отразятся на ее развитии.