Россия в эпоху постправды. Здравый смысл против информационного шума

Россия всегда славилась способностью своих жителей шутить по любому поводу — чем страшнее, тем смешнее. Слово «анекдот», в английском языке означающее «реальная история», в русском приобрело значение «смешная выдуманная ситуация». Мы смеемся и вместо того, чтобы горевать, и вместо того, чтобы бороться. В какой-то момент мне показалось, что пора уже посмеяться и над самым серьезным вопросом для России — вопросом ее будущего. Ведь то, что сегодня можно встретить в анекдоте, завтра власть — как это всегда у нас бывает — реализует всерьез, и к этому стоит приготовиться. Большая статья для Московского центра Карнеги от 29 декабря 2016 года — анекдот о будущем России (в российском смысле этого слова).

Меня все чаще спрашивают, как может выглядеть программа экономических реформ. А я все чаще отказываюсь отвечать — тема слишком грустная. Я даже добавляю: не могу всерьез разговаривать на эту тему. Но, в конце концов, можно ведь порассуждать и не всерьез.

Мы все хотим экономического роста. Проблема (я пока все еще всерьез) не в наших желаниях, а в том, что общество и наше сознание совершенно не готовы к продуктивным переменам. Изобилие ресурсов столетиями позволяло сохранять архаичную экономику и политическое устройство, а страшные события ХХ века (хронический голод 1900-х, Первая мировая, революция и Гражданская война, красный террор, голод 1930-х, репрессии, Вторая мировая, репрессии 1940–1950-х, медленная ломка сознания застоем, экономическая катастрофа конца 1980-х и массовая эмиграция 1990-х) уничтожили не только десятки миллионов граждан, но и инициативность общества, созидательную энергию, гражданскую активность, внедрили в сознание большинства иждивенчество и примитивно-групповой комплекс.

Мы не созрели для принятия перемен, катализатором которых были бы позднекапиталистические реформы — весь этот уже избитый набор из независимости судов, выборности властей, защиты прав, примата индивидуума, стимулирующих экономических законов и общих свобод. Давно ли мы смеялись над Монголией, которая «совершала скачок из феодализма в социализм»? А сегодня большинство реформаторов-теоретиков справедливо сетуют на то, что Россия чисто феодальная страна, но вместо того, чтобы учитывать это в своих предложениях, требуют волшебного превращения ее в страну развитого гражданского общества, верховенства закона и политической демократии.

Социологи могут говорить о современной российской шизофрении: с одной стороны, мечты о капиталистической демократии, которые некому реализовывать, с другой — феодальная реальность, которую никто не хочет учитывать и подстраивать под нее экономические программы. Психотерапевты говорят о «пограничном поле» и неспособности российского общества на здоровые реакции и эффективное сотрудничество. На 20 программ, как развивать нашу экономику, если вдруг завтра мы проснемся и обнаружим Россию современной и демократической (не говоря уже о 20 программах, говорящих о том, как Россию побыстрее утопить — то в эмиссии, то в регулировании, то в новом переделе собственности, то в войне силовиков), не найдется ни одной, говорящей, что делать, если, проснувшись завтра, мы обнаружим Россию точно такой же, как и сегодня.

Возможно, правильный ответ лежит на поверхности: развивать надо то, что есть, методами, доказавшими свою эффективность в странах, похожих на сегодняшнюю Россию, — например, в Европе времен раннего Средневековья, в Золотой Орде, в Византии.

Система протекции

Начнем с главных проблем российской экономики — отсутствия доверия между экономическими агентами и высокого уровня рисков ведения экономической деятельности, совершенно неадекватного ожидаемому доходу. Из-за недоверия и страха никто не хочет ничего делать. Заработанное, украденное или полученное в беззалоговый кредит выводится из страны. Главное устремление более образованных граждан — попасть на государственную службу и оттуда одной рукой получать жалованье, а другой — взятки; менее образованных — попасть в силовые органы и оттуда грабить более образованных. Но и в Средние века общая ситуация была похожей: законы были рудиментарными, судьи — бессильными, кто был вооружен лучше, тот и был прав. А страны тем не менее развивались.