Основываясь на прусских источниках, Ф.-Д. Лиштенан пишет, что Кейзерлинг «не нравился королю, однако отличался таким корыстолюбием, что при соответствующей оплате не наносил Пруссии прямого вреда». Надеясь провести в Бранденбурге остаток дней, он купил там дом и жил на широкую ногу, тратя в год по 20 000 экю: «хотя его услуги стоили недешево, пруссаки могли на него положиться»258
. Последний вывод мало подтверждается российскими источниками. Никаких секретных поручений из Петербурга дипломат в 1747–1748 гг. не получал, скорее, делился наблюдениями о текущих делах: о перспективах прусско-шведского сближения; реакции германских государств на Рейнский поход российского корпуса, снаряженного на английские военные субсидии весной 1748 г. в поддержку австрийцев, терпевших поражение от французов; о начавшихся в марте мирных переговорах по итогам Войны за австрийское наследство и подписании 19 (30) апреля прелиминарного и 7 (18) октября окончательного Ахенского договора между Францией, Великобританией и Республикой Соединенных провинций, к которому 19 (30 октября) присоединилась Австрия. К участию в переговорах Россию не пригласили, главным образом из-за противодействия Франции, отношения с которой были разорваны в июне 1748 г. на восемь лет. Отмечая поспешность заключения мира, Кейзерлинг философски заметил: «Однако ж толь доброе дело, какое есть мир, никогда не вовремя не приходит, ежели только с надлежащею предосторожностию всякой повод к новым неприятелствам избегается»259. Среди прочего он из Берлина хлопотал о расширении каналов информации, предлагая учредить пост во Франкфурте – городе, «производящем великии корреспонденции», и даже нашел подходящего человека – старого банкира Леерса, готового взять на себя функции резидента260, но ответа на это предложение не последовало.Именным указом от 9 декабря 1748 г. Елизавета Петровна назначила Кейзерлинга полномочным министром в Дрезден – «в разсуждении вашего при оном напред сего по долговремянной бытности имевшаго кредита и знакомства, не менше же и для вашего доволнаго искуства в министерских делах». Причиной стал отзыв из Петербурга графа Финкенштейна и назначение на его место советника посольства Бальтазара Людвига фон дер Гольца (
6 (17) февраля 1749 г. Кейзерлинг сообщил графу Подевильсу, что с сожалением покидает пост в Берлине, хотя рассчитывал остаться здесь до конца жизни, добавив в раздумье, что, возможно, этого бы не произошло, если бы королю «было угодно заполнить вакансию государственного министра Финкенштейна другим человеком такого же характера и достоинства». Фридрих II велел сделать дипломату при отъезде как можно больше комплиментов, но одновременно выразить сожаление, что российский и прусский дворы не слишком хорошо понимают друг друга263
.Так были разрушены надежды Кейзерлинга на спокойную старость. Все пришлось начинать сначала. Дом он, вероятно, продал, потому что уже в 1750 г. купил у первого министра саксонского двора графа Генриха фон Брюля (
В письмах вице-канцлеру Михаилу Илларионовичу Воронцову (1714–1767) сначала из Вены, а затем из Дрездена, где после отзыва М. П. Бестужев-Рюмин жил несколько лет, он не жалел красок, чтобы расписать пороки и слабости своего преемника на посту в Вене – человека ленивого, но «комодного» (с легким характером) и избалованного. М. П. Бестужев-Рюмин постоянно намекал на нечистоплотность Кейзерлинга и некие его «виды» во вред России (в сговоре с саксонским министром графом Брюлем), упрекал дипломата в том, что он когда-то служил Бирону, недоумевая, как польский подданный вообще может быть российским представителем в Польше, получать от короля земельные владения (в Литве и в Пруссах под Слуцком265
) и при этом пользоваться расположением сильных мира сего как в России, так и за ее пределами, к примеру добиться для сына Генриха (1727–1787) чина рейхсгофрата (имперского надворного советника) в Вене266.