Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис

Общая мобилизация по «литере А», то есть, по сути, с прицелом на боевые действия против Австро-Венгрии, была объявлена в ночь на 31 июля[35]. В русских военных кругах осознавали странность сложившейся ситуации. «Войну мы не объявили и вызова со стороны Австрии не получили, а мобилизуемся именно против нее», — вспоминал о недоумении своих коллег в первые дни августа 1914 г. генерал С.А. Щепихин, тогда — офицер штаба Киевского военного округа^{282}. Сбор запасных начался на следующий день, по всей стране на призывные пункты явилось до 96% призывников — больше, чем ожидали даже в Генштабе^{283}.[36] На объявление Петербургом всеобщей мобилизации кайзер отреагировал манифестом, в котором сообщил своим подданным о желании России и ее союзников «погубить Германию», начав против нее «войну на уничтожение»^{284}. 31 июля Германия была приведена в «состояние опасности войны» («Kriegsgefahrzustand»). Но это был лишь эвфемизм, за которым скрывалась та же мобилизация. Таким образом, мобилизация и развертывание армий России и Германии были начаты с разницей в сутки, но имели разнонаправленные векторы: основная часть русских войск развертывалась против Австро-Венгрии, а немецких — против Франции.

Вероятно, поэтому взаимные уговоры по телеграфу между Николаем II и «кузеном Вилли» продолжались. Русский монарх безуспешно настаивал на передаче австро-сербского конфликта на рассмотрение Гаагского международного трибунала, а германский, и так же тщетно, — на сохранении Россией роли безучастного зрителя происходящих событий с немедленным прекращением всех ее мобилизационных мероприятий. Учитывая, что решение о собственной мобилизации берлинский кабинет к тому времени уже принял, это был не более чем тактический ход, но вовсе не попытка Германии действительно урегулировать международный кризис. Со своей стороны Сазонов в почти непрерывном общении с главами австрийской и германской дипломатических миссий соглашался прекратить военные приготовления своей страны, но только если Австро-Венгрия удалит из своего ультиматума «пункты, посягающие на суверенные права Сербии»^{285}. Но и Вена, и Берлин отвергли это условие русской стороны. Чуть позже Николай признался одному из великих князей, что в эти решающие дни конца июля мог избежать войны, но только «если бы решился изменить Франции и Сербии»^{286}. В общем, несмотря на колебания царя, в дипломатических баталиях кануна мировой войны Россия сумела продемонстрировать и верность союзническим обязательствам, и миролюбие, и твердость в защите интересов, чести и достоинства своих и союзников.

В полночь на 1 августа Берлин предъявил Петербургу ультиматум с требованием демобилизовать армию в течение 12 часов, что было невыполнимо даже технически, а в 7 часов вечера 1 августа граф Ф. Пурталес, разрыдавшись, вручил Сазонову ноту Берлина с объявлением России войны[37]. В тот же день всеобщую мобилизацию объявили Бельгия и Франция. Следующим утром германская миссия в полном составе покинула российскую столицу и выехала в нейтральную Швецию. 3 августа под надуманным предлогом о якобы бомбардировке французским аэропланом своей территории Германия объявила войну Франции. Свой манифест о разрыве с Германией царь подписал в Зимнем дворце в воскресенье 2 августа, накануне назначив своего дядю, великого князя Николая Николаевича верховным главнокомандующим временно, впредь до своего приезда в действующую армию. Штаб одновременно созданной Ставки автоматически возглавил начальник Генштаба генерал H.H. Янушкевич. Государственная дума, созванная 8 августа, постфактум поддержала шаги императора и правительства на международной арене и с энтузиазмом вотировала военный бюджет.