Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис

Постепенно на вершине политического Олимпа ситуация стала невыносимой. Внутри кадетской партии мутил воду «левый» Н.В. Некрасов, имевший среди товарищей репутацию «политического мошенника»^{2428}. На уровне коалиции он же интриговал против Керенского, поддерживая левеющего В.М. Чернова. Ситуации внутри эсеровской партии казалась члену ее ЦК И.И. Бунакову-Фондаминскому еще более мрачной. Чернова он называл «бесчестным негодяем», которому в эмиграции перестали руку подавать, теперь же «партия ультимативно отстаивает его в Правительстве» только за то, что он «может 13 речей в один день произнести!» Другие, по его мнению, были не лучше. «Громадное большинство в Ц.К. или дрянь, или ничтожество, — заявлял он. — Все у нас построено на обмане. Масловский — форменный провокатор, но мы его оправдали. Я знаю, что у нас многие просто немецкие агенты, получающие большие деньги. Но я молчу»^{2429}.

Со стороны политическая картина также не внушала доверия. «Министры говорят речи, обращаясь к столичным советам, съездам, к советам съездов, к губернским комитетам, уездным, волостным и сельским, — записывал в дневнике М. Пришвин 21 мая. — А во всех этих съездах, советах и комитетах разные самозваные министры тоже говорят речи, и так вся Россия говорит речи, и никто ничего не делает…» Он все еще оптимистично взирал на происходящее: «Нытиков теперь нет, много испуганных, но нытиков нет…» — отмечал он через день^{2430}. Ситуация в значительной степени была подвешена на людских эмоциях.

Все левые партии демонстрировали политическое бессилие. Не случайно В.И. Ленин был столь нетерпелив в своем желании вернуться в Россию. «Чем позже удастся влезть лично в этот хаос, тем труднее будет внести свое, не действуя по методам Ленина и Троцкого…» — такие мысли возникли у Ю.О. Мартова при известии об отъезде Ленина в Россию^{2431}.

Массы не принимали существующих партий всерьез. Некоторые записывались в две партии сразу. А в целом развернулась не борьба партий, а борьба лозунгов и лидеров. При этом все чаще побеждали самые крайние. Тем не менее лидеров социалистов, возвращавшихся из эмиграции, встречали восторженно. 31 марта в Петроград вернулся Г.В. Плеханов. Его встречали не только лидеры Петроградского Совета и видные меньшевики, но и сотрудники английского и французского посольств. Н.С. Чхеидзе заверил «отца русского марксизма», что его пророчество о том, что революция в России победит только как революция рабочего класса, подтвердилось. Толпы восторженно приветствовали Плеханова, который говорил о необходимости единения демократических сил ради обороны страны^{2432}.

Между тем левые силы скорее дробились, нежели консолидировались. Ф. Степун вспоминал рядовых солдат-комитетчиков из рабочих — меньшевика Иванова и большевика-оборонца Макарова, отличавшихся «осмотрительной разумностью. Но такие в политических верхах и низах оказывались в меньшинстве». Между тем «примитивные организмы размножались делением»^{2433}.

13 марта 1917 г. в Москве появилась «Федерация анархических групп», в которую вошли около 70 человек. Подобные организации — федерации, ассоциации и т. п. — появляются в Самаре, Саратове, Брянске, Киеве, Ростове-на-Дону, Одессе, Иркутске и других городах. Показательно, что вернувшийся в Россию в начале лета 1917 г. П.А. Кропоткин ничуть не изменил своих оборонческих взглядов. Но большинство анархистов определенно мечтали о мировой социальной революции и как этап на этом пути предлагали революционизировать германскую армию^{2434}. Их призывы находили отклик среди солдат.

Политикам казалось, что наступило время реализации их помыслов. На деле все их теории ждало испытание на соответствие устремлениям масс — какие бы они ни были. И выдержать это испытание удалось немногим.

5. Власть и вера (Т.Г. Леонтьева)

Всякая революция опирается на веру. Февраль породил невиданную квазирелигиозную неразбериху. Позиции традиционной веры пошатнулись — по преимуществу из-за недоверия населения высшим иерархам.

1905 год породил у епископата надежды на изменение отношения государства к церкви. Власть пресекла их. Поэтому не удивительно, что 26 февраля 1917 г. чины Святейшего Синода отказались обратиться с воззванием к народу о поддержке монархии. 3 марта иереями было признано необходимым войти в сношение с Временным правительством. Новым обер-прокурором правительство назначило активного борца с распутинщиной в Государственной думе, давнего сторонника церковной реформы В.Н. Львова. 4 марта он заявил, что счастлив объявить о ее высвобождении от «цезарепапизма». 6 марта Синод призвал прихожан поддержать Временное правительство.