Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис

Правительство объявило амнистию пострадавшим по религиозным мотивам и приняло долгожданный закон о «Свободе совести» (14 июня 1917 г.). Но провозглашенное «равенство» отнюдь не повлекло за собой сближение с «иноверцами». Некоторые иерархи открыто позволяли себе юдофобские высказывания. Так, епископ Пермский Андроник в письме обер-прокурору Св. Синода утверждал, что Петроградский Совет заправляет всем «по указке немецких и еврейских провокаторов». Другие епископы воспринимали свободу совести как освобождение от страха Божьего. Епископ Петропавловский Мефодий обвинил в бедах православия «сектантов и евреев»^{2469}. Антисемитские выходки стали столь частыми, что митрополит московский Тихон инициировал обращение к Керенскому, в котором говорилось о «кощунствах и надругательствах», чинимых солдатами на фронте и в тылу над еврейскими храмами и святынями. Правительству предлагалось принять соответствующие меры, духовенство со своей стороны обещало проводить «разъяснительную работу»^{2470}.

Но в целом ни Временное правительство, ни Синод не были готовы к решительным реформам, хотя в программах всех входящих в правительство партий присутствовало положение об отделении церкви от государства.

Тем временем обозначился еще один источник напряженности. 12 марта в Мцхете состоялось провозглашение автокефальных прав грузинской православной церкви. Экзарху Грузии архиепископу Платону (Рождественскому) было заявлено, что он лишается права распоряжаться грузинскими епархиями и приходами. Во временное управление местными приходами вступил епископ Леонид (Окропиридзе). При этом собор Грузинской церкви отслужил молебен об «укреплении нового русского правительства». Архиепископ Платон тем временем был включен в новый состав Синода^{2471}. Характерно, что решения об автокефалии были поддержаны на собрании грузин-солдат и офицеров, которые просили также Временное правительство об автономии Грузии^{2472}. Правительство ответило в уклончиво благожелательном духе, не желая касаться канонической стороны дела^{2473}.

Со временем стремление к церковной автокефалии заметно проявило себя на Украине. В духовной жизни происходили, в сущности, те же процессы, что и в светской жизни.

6. Февраль и народы России (В.П. Булдаков, С.М. Исхаков)

Победа революции вызвала взрыв неумеренных надежд на смягчение государственной этнополитики. кое-какие шаги Временное правительство предприняло: была восстановлена в прежнем объеме автономия Финляндии, появилось широковещательное обращение «к полякам», были отменены все национальные и вероисповедные ограничения. Вместе с тем март ознаменовался целой серией демонстраций и нескончаемых визитов во Временное правительство представителей этнических меньшинств для приветствий и заявлений о своих нуждах. На местах картина была еще более пестрой.

3 марта на собрании представителей украинских (преимущественно интеллигентских) организаций Киева фактически было положено начало формированию Центральной Украинской рады. Украинские деятели вскоре наладили связь с многочисленными «громадами», стремительно возникающими по всей России. В Киеве между ними и губернскими, городскими и военными властями сохранялось полное взаимопонимание. Украинское движение в армии было более радикальным. 4 марта на студенческом «вече» с энтузиазмом было встречено предложение о формировании особого украинского войска. 6 марта его участники просили Временное правительство о восстановлении Переяславского договора 1654 г. (по их понятиям, это стало бы подтверждением автономии Украины). 8 марта состоялось Большое вече, на котором присутствовало б генералов и 22 штаб-офицера; председателем его был выбран полковник Глинский, секретарем — поручик Михновский. Эта организация взяла курс на создание украинской государственности, опирающейся на военную силу, однако поддержкой не пользовалась ни среди киевских политиков, ни в армии. По замечанию одного офицера-украинца, «управлять стихией на фронте было не под силу революционным гастролерам далекого тыла»^{2474}.