Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис

Рассуждения Некрасова о гипотетической возможности обращения к верховной власти самым категорическим образом были отвергнуты А.И. Шингаревым, назвавшим некрасовскую позицию «маниловщиной». По его мнению, «задачу обороны страны, намеченную в Гос. думе, нельзя совместить с борьбой против существующего курса. Совершенно отпадает и страстная критика, и надежда на смену лиц; единственное, что сейчас остается, практическая черновая работа. Даже организация волостных попечительств не везде осуществима и может путать практическую работу. Надо совсем бросить разговоры о возможности политической борьбы». Шингарев считал неприемлемыми какие-либо меморандумы и посылки депутаций к царю. «Нам незачем и не перед кем оправдываться, — утверждал он, — так как на правительстве, а не на нас лежит долг достичь объединения страны в общем порыве. Левые напрасно стараются толкать к.-д.-тов на посылку депутации и т. п. шаги, от которых сами они тщательно себя отгораживают»^{1645}.

В отличие от прогрессистов и особенно октябристов, ухватившихся, как утопающий за соломинку, за необходимость во что бы то ни стало поддерживать «курс единения» с властью, кадеты уже с августа 1914 г. на заседаниях ЦК стали дебатировать вопрос о необходимости выработки более определенной политической линии по отношению к правительству. Обобщая результаты дебатов 19 августа 1914 г., П.Н. Милюков, во-первых, отметил, что считает нецелесообразным противопоставлять практическую работу политической («надо лишь разделить и сочетать ту и другую так, чтобы они не мешали одна другой»); во-вторых, настало время обратить серьезное внимание на «земские и другие союзы», однако, не забывая при этом «подводных камней на этом пути»; в-третьих, из «трех армий», названных Шаховским, он отдает предпочтение волостным и городским попечительствам («надо лишь остерегаться, чтобы этой позиции не отбили у к.-д. левые»); в-четвертых, «воздействие на сферы в их нынешнем составе — дело безнадежное», а беседы с министрами (например, С.Д. Сазоновым) могут носить исключительно осведомительный характер; в-пятых, всякие разговоры о смене лиц в правительстве в данный момент являются «бесполезными даже в тесном партийном кругу»^{1646}.

Как видим, кадетская партия в августовские дни 1914 г., не говоря уже об октябристах, продолжала упорно «цепляться» за лозунг «священного единения», демонстрируя лояльность власти своим участием в обсуждении с представителями отдельных министерств (например, финансов) вопросов о введении винной монополии, реформы финансовой системы (введение подоходного налога; налога на наследство; монополии на табак, спички, нефть; увеличение вывозных пошлин и железнодорожных тарифов). Результаты этих встреч с правительственными чиновниками затем становились предметами обсуждения в ЦК, заседания которого превращались в научные дискуссии по вопросам экономического и финансового развития страны. Правда, эти «чисто деловые вопросы» нередко прерывались «чисто политическими».

Так, 25 августа 1914 г. Н.В. Некрасов, принявший участие в обсуждении доклада А.И. Шингарева о монополиях, заявил о необходимости выдвижения лозунга о созыве Думы, который, по его мнению, позволит объединить широкие круги населения. Однако кн. Шаховской посчитал, что выдвижение этого лозунга преждевременно, ибо у оппозиции до сих пор нет «хорошо разработанной положительной программы реформ», что вызвало бы разочарование Думой в общественном мнении страны. Милюков «находил вопрос о созыве в настоящее время Гос. думы крайне затруднительным», ибо общество, для которого уже стали очевидными «прорехи в деловой подготовке к войне», «сознательное нежелание правительства сделать необходимые шаги навстречу справедливым требованиям общества», уже не может ограничиться постановкой вопросов «о технических улучшениях в бюджете», а потребует у правительства отчета за свою неэффективную политику. По мнению Милюкова, «трудно ожидать, чтобы и сама Г. дума готова была снова оказать правительству тот кредит, какой оказала она ему 26 июля», что фракциям «нельзя будет уклониться от вскрытия тех прорех, о которых говорилось», а если это так, то «критика расколет то единство, которое проявлено было 26 июля, — единство, как оказывается, довольно фиктивное, но его надо все же некоторое время поддерживать, так как демонстрация расхождения между властью и народом сейчас была бы очень неудобна с общей точки зрения. Положение оппозиции было бы очень трудное: с одной стороны, мы как бы обязались 26 июля оказать правительству поддержку, и притом, как здесь говорят, безо всяких задних мыслей, с другой же — оставить действия правительства без критики значило бы принять на себя часть той ответственности, которая сейчас целиком лежит на правительстве»^{1647}.