Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис

Но обратимся снова к работе Государственной думы и месту в ней меньшевиков. Очередная, трехдневная сессия Думы состоялась 27–29 января 1915 г. — к полугодию ведения Россией войны. Протянутая 26 июля 1914 г. абсолютным большинством депутатов царю и его администрации рука сотрудничества повисла в воздухе. Правительство не пошло на смягчение в стране по случаю начала войны унизительного положения ряда национальных меньшинств, особенно евреев, арестовало пятерку большевистских депутатов Думы, не пошло на прекращение преследования рабочих организаций и печати. В итоге имя министра внутренних дел Н.А. Маклакова стало олицетворением жесткого репрессивного курса Совета министров в отношении всех «инакомыслящих». Поэтому выступление 27 января в Думе Чхеидзе носило ярко выраженный характер принципиального несогласия оратора и его партии со всей внутренней политикой царизма. Чхеидзе призывал к скорейшему прекращению войны и прямо упомянул об аресте депутатов-большевиков как о новом акте беззакония властей, но из-за позиции кадетов не собрал нужного числа подписей под официальным запросом правительству о судьбе Петровского и его товарищей. За утверждение же бюджета на 1915 г. меньшевики, кроме Манькова, опять не голосовали, как и в июле 1914 г.

Таким образом, позиция думской меньшевистской фракции носила пацифистско-интернационалистский, но, естественно, умеренный в условиях царского парламента, да еще в военное время характер, причем Чхеидзе, как и трудовик Керенский, стали выдвигаться на роль главных оппозиционеров в Таврическом дворце, где заседала Дума. При этом их оппозиционность явно шла во время войны по нарастающей.

Об этом, в частности, свидетельствует выступление Чхеидзе 19 июля 1915 г., которое было довольно продолжительным и очень эмоциональным, чего обычно его речам явно недоставало^{1713}. Он прямо обвинил во всем случившемся правительственную бюрократию (личность Николая II тогда еще прямо не затрагивалась), подробно говорил о преследованиях рабочих и национальных меньшинств, майском 1915 г. антинемецком погроме в Москве, издевательствах над политическими ссыльными и т. д. При этом Чхеидзе возлагал часть ответственности за все происходящее в стране и на Государственную думу. Выход из возникшего политического тупика он видел в полной демократизации России и заключении ею мира без аннексий и контрибуций. В заключение Чхеидзе зачитал заявление думской фракции РСДРП, где, в частности, говорилось: «Если народ не очнется, не возьмет в свои руки судьбы страны, разгром неизбежен. Или Государственная дума сознает эту основную задачу, или народ перешагнет через Думу… Правительство должно уйти, народ должен взять в свои руки судьбу страны»^{1714}. Так смело меньшевики в Думе еще не выступали.

Но уже на следующий день, 20 июля Родзянко не дал возможности меньшевику Тулякову огласить от имени фракции РСДРП критическую формулу перехода Думы к очередным делам, выдержанную в духе выступления Чхеидзе. Это опять создавало явно конфликтную ситуацию, выразившуюся в отказе меньшевиков голосовать за переизбрание Родзянко на пост председателя Думы. 1 августа 1915 г. при обсуждении вопроса о создании Особого совещания при военном министре Чхенкели прямо заявил, что Дума не может возвыситься до понимания своих элементарных задач — говорить правду о положении в стране, стать настоящей законодательной властью и демократизировать Россию (за это он был удален на три последующих заседания Думы). 3 августа Скобелев выступал по злободневному вопросу о немецком засилье, а Чхеидзе обосновал запрос правительству о бесправии евреев. Таким образом, в Думе были активно задействованы все три главных меньшевистских оратора.

8 августа 1915 г. Хаустов внес запрос правительству об июньском расстреле костромских рабочих, 13 августа Скобелев требовал введения в России подоходного налога, а на следующий день состоялось наконец горячее обсуждение запроса 32 депутатов о возможности пересмотра дела большевистских депутатов, попавших в Сибирь. Тон задали меньшевики Чхенкели и Чхеидзе и трудовик Керенский, говорившие о допущенном властями беззаконии в отношении их товарищей по депутатскому корпусу. При этом вопрос ставился очень жестко: поступок правительства является оскорблением всей Думы и всего российского пролетариата, пославшего в парламент своих законных избранников. Были оглашены и мнения петроградских и московских рабочих, возмущенных грубым насилием над депутатами, а также письмо последних из сибирской ссылки в меньшевистскую фракцию Думы с выражением протеста по поводу их ареста, суда и его приговора. Это, кстати, опровергает и широко распространенное прежде утверждение, будто из-за идеологической нетерпимости Ленина имела место постоянная вражда между большевиками, меньшевиками и эсерами, начисто исключавшая якобы саму возможность какой бы то ни было их солидарности по тем или иным конкретным вопросам, в частности по поводу судьбы большевистских депутатов Думы.