Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис

Узнав о беспорядках, император попытался прорваться в столицу — не столько для того, чтобы восстановить контроль над ситуацией, сколько рассчитывая быть поближе к больным детям. Поезд был остановлен в Пскове. 2 марта вечером туда прибыли А.И. Гучков и В.В. Шульгин. По иронии судьбы просить царя об отречении пришлось монархисту Шульгину. Позднее он вспоминал, что они «ехали, как обреченные», с единственной надеждой «спасти Россию», осуществив переход власти от одного царя к другому^{2292}. К этому времени Николай II уже получил телеграммы М.В. Алексеева с просьбами о согласии на образование «ответственного министерства», на что ему пришлось согласиться. Однако командующие фронтами, понимая, что это не спасет положения, умоляли об отречении. Великий князь Николай Николаевич также просил царя спасти Россию, передав власть наследнику^{2293}. Но гости из столицы имели куда более радикальное предложение. После сбивчивой речи о безнадежности положения Гучков передал императору набросок манифеста об отречении. Царь раздумывал всего 45 минут. Можно было это сделать и быстрее: весь высший генералитет поддержал отречение[155]. Согласно манифесту, подписанному в 15.30, Николай II передавал престол брату Михаилу^{2294}.

После отречения он сохранял равнодушие человека, убежденного, что его все «предали».

Иного представить себе человек, фатально убежденный, что люди должны терпеть даже его несостоятельность как руководителя страны, не мог. Однако общественность полагала, что «предают» ее, причем «измена» идет с вершин власти. «Повсюду предательство, вакханалия подлости и обмана»^{2295}, — такие слова можно было встретить в частной переписке в ноябре 1916 г. У патерналистской системы, оказавшейся нежизнеспособной, не могло быть иного конца.

Николаю II позволили вернуться в Ставку. Чисто теоретически это выглядело рискованно: а не направит ли бывший Верховный главнокомандующий войска против смутьянов? Но ничего подобного быть не могло: похоже, что царь заранее смирился со своей участью.

На перроне собрались все высшие чины Ставки. Погода была отвратительной: сильный ветер, мокрый снег. Встречающие выстроились в две длинные шеренги. Бывший император по своему обыкновению заговорил с великими князьями о погоде, затем стал обходить присутствующих, «здороваясь с каждым и, как всегда, глубоко в каждого вглядываясь». К концу обхода у него «по щекам текли слезы»^{2296}. 3 марта в Петрограде Михаил также отрекся от престола. Единственный, кто пытался его отговорить, был П.Н. Милюков, рассчитывавший на «плавную» эволюцию власти. Днем ранее тому же Милюкову, выступавшему в Таврическом дворце перед громадной массой солдат и рабочих, в ответ на вопрос: «Кто вас выбрал?» — пришлось дать невероятный, казалось бы, в его устах ответ: «Нас выбрала русская революция»^{2297}. Либерал, сторонник легитимной передачи власти от монарха к Государственной думе, был вынужден заявить себя революционером.

Тем временем в Ставке объявились свои революционеры в лице солдат-электротехников, оказавших соответствующее влияние даже на георгиевских кавалеров. В присутствии отрекшегося императора был устроен «революционный парад» — мимо дворца прошли почти все части с красными бантами.

Вскоре в Ставку прибыла императрица-мать. В церкви она появилась вместе с сыном. Когда дьякон на «Великом входе» вместо «Благочестивейшего, Самодержавнейшего» стал возглашать что-то странное о Временном правительстве, сообщал очевидец-монархист, «у всех слезы полились из глаз». Однако вскоре стало заметно, что бывшие приближенные сторонятся Николая II^{2298}. Великий князь Кирилл Владимирович в интервью демократической газете заявил: «Мой дворник и я — одинаково видели, что со старым правительством Россия потеряет все и в тылу, и на фронте. Не видела этого только царствовавшая семья»^{2299}.